В тот же день Иса выехал в Александрию. Именно в Александрии, на этом фешенебельном курорте, находился король, когда армия бросила ему свой дерзкий вызов. Стоя у окна вагона и глядя на однообразный пустынный пейзаж, Иса напряженно думал. Тиран, безусловно, заслужил эту пощечину. Пусть же ему воздастся сполна за все содеянное. Что и говорить, закономерная расплата за ошибки и глупости… Но кто стоит во главе движения? А партия? Какова ее роль во всем этом?..
Временами Ису окрыляла надежда. Но чаще его охватывало недоброе предчувствие грядущей беды.
Прибыв в Александрию, он поспешил на виллу своего старого знакомого по партии — Халима-паши. Одетый в легкий шелковый костюм с ярко-красной розой в петлице пиджака, тот встретил его в саду. На плетеном столике перед Халимом-пашой стояла пустая кружка из-под пива. На дне еще пузырилась густая пена.
Между ними завязалась беседа. Лениво щуря глаза, паша произнес:
— Забудь свое предположение о требованиях армии. Движение гораздо шире, чем кажется. Требования армии сегодня можно удовлетворить, а назавтра повесить зачинщиков. Нет, милостивый государь! На этот раз ничего подобного не произойдет. Сейчас трудно что-либо предвидеть…
— Неужели вашему превосходительству ничего не известно?
— Уж очень быстро развиваются события. Всего лишь час назад на этом самом месте передо мной сидел мистер Гедвин — английский журналист. Он утверждал, что с королем все кончено…
Минуту длилось молчание. Иса первым нарушил его:
— А как наша партия? Имеет ли она отношение к движению?
— Ни в чем нельзя быть уверенным. Кто эти офицеры, стоящие во главе? Ты их знаешь? Не забывай кроме того, что все руководящие деятели партии сейчас находятся за границей.
— А может быть, их поездки как раз и предприняты в связи с этим движением…
Паша скептически усмехнулся.
— Все может быть, кто знает… — едва слышно проговорил он.
Они обменялись еще несколькими малозначительными фразами. Вскоре Иса распрощался. Он уходил от паши еще более встревоженный. Остановив встречное такси, он поехал на дачу Али-бека…
Али-бек раскачивался в бамбуковом кресле-качалке. За последнее время он сильно сдал: глубокие морщины изрезали высокий лоб, глаза, потеряв былую живость, смотрели мрачно, без обычного высокомерия, на лице — усталость, недовольство. Вместе с ним в комнате сидели Сусанна-ханум и Сальва.
Увидев Ису, Али-бек поднялся навстречу и нетерпеливо спросил:
— Ну, что у тебя?
Все замерли в напряженном ожидании.
— С королем покончено… — проговорил Иса, с трудом переводя дух и пытаясь сохранить внешнее спокойствие.
В глазах Али-бека погас последний огонек. Некоторое время он сидел молча, тупо глядя в окно на неспокойное море. Затем спросил:
— Ну, а ты… То есть, все ваши… Одобряете вы это?
Стараясь скрыть нарастающее чувство мучительной тревоги и растерянности, Иса уверенно сказал:
— Каждый знает, король всегда был нашим врагом…
Али-бек выпрямился в кресле.
— Разве твоя партия имеет отношение к тому, что произошло?
О, Иса дорого дал бы за то, чтобы иметь возможность ответить утвердительно под этими устремленными на него взглядами!
— Мне ничего об этом не известно, — сказал он, пытаясь скрыть царившее в душе отчаяние.
— Но тебе бы следовало знать…
— Кого бы я ни встречал в последние дни, никто ничего не знает. А лидеры наши, как вам известно, за границей.
Али-бек тяжело вздохнул.
— Да, видно, Араби-паша ничему нас не научил. Но ничего… Англичане скоро покажут нам…
— Что-нибудь известно на этот счет? — с тревогой спросил Иса.
В разговор вмешалась Сусанна-ханум:
— Может быть, нам лучше уехать в деревню?
Али-бек недовольно махнул рукой:
— Кто знает, где сейчас лучше…
Прошло еще несколько дней. Из страны выслали короля. Наблюдая его отъезд из Александрии, Иса был свидетелем ликования народа и спокойной решимости армии. Все это время его обуревали противоречивые чувства.
Изгнание тирана вызывало радость — трудно было даже поверить, что подобное могло свершиться. Вместе с тем сердце терзало гнетущее чувство отвращения к тому, что происходило. Быть может, это было естественным движением измученной души. Желанная цель достигнута, стремиться больше не к чему — и наступил резкий спад настроения. И так бывает. А может, ему просто досадно, что такая большая победа одержана без участия его партии?
В такой же растерянности застал Иса гостей Халима-паши, когда снова пришел навестить его. Радость и тревога, боязнь будущего ощущались в каждом взгляде, в каждом слове.
— Кончился режим Фарука, но мы все нуждаемся в успокоении, — заявил в своей обычной ораторской манере сенатор ас-Сальгуби.
Все почему-то рассмеялись. Это был нервный, безрадостный смех. Иса, сидевший рядом со своими друзьями Самиром, Аббасом и Ибрагимом, спросил:
— Что же нас ждет?
Делая вид, что не понимает вопроса, Халим-паша ответил:
— Будущее, несомненно, окажется лучше прошлого!
Ас-Сальгуби решил уточнить вопрос Исы.
— Иса, видимо, спрашивает не о будущем вообще, а о нашем с вами…
Как и подобает старому политическому деятелю, Халим-паша неопределенно ответил:
— Мы еще скажем свое слово, вот увидите.
Ас-Сальгуби раздраженно передернул плечами и резко заключил:
— Это движение не будет нам на пользу, я чую опасность за тысячу миль. Если в день ликвидации договора мы потеряли короля, потеряли англичан, то теперь мы потеряли все…
— Как вы думаете, опасность угрожает только нам или она касается… — попытался было вставить слово Самир, но его перебил Ибрагим:
— Так ведь мы и сами могли совершить все это, если бы располагали необходимыми силами…
— … Но не сделали ничего, — язвительно закончил за него ас-Сальгуби.
Иса не слышал, о чем они еще говорили. Он думал о себе. Прошлое представлялось ему исполненным достоинства и даже величия. Чем больше он думал, тем горестнее становилось на душе. Сердце подсказывало, что его былое благополучие вот-вот лопнет подобно блестящему мыльному пузырю. Ему чудилось, что он сидит внутри этого мыльного пузыря, а снаружи к нему с любопытством приглядывается чье-то лицо, странное и чужое, — лицо новой жизни. Но как отнесется эта новая жизнь к нему, примет ли?
Он поднял голову. Внимание его привлекла висевшая над камином картина: прямо на него смотрела черная толстогубая рабыня. Взгляд ее больших, навыкате глаз был чувственным и вызывающим…
7
Шли дни, а сомнения не покидали его. Иса окончательно потерял покой, начинали сдавать нервы.
