– Весьма вам признателен,– неожиданно сказал Сабир.
Она почувствовала ловушку в этом неуместном выражении благодарности, но протестовать не стала. В наступившей после этого паузе взошли первые семена взаимопонимания. Ему предстоял тягостный и долгий путь поисков, и он так нуждался в передышке от преследовавших его мрачных теней.
5
Глаза утомились от разглядывания лиц. На улицы Каира накатывались потоки людей и автомобилей, как волны моря в штормовую погоду. Осенние тучи, плывущие из Александрии, рассеиваются, не успев омрачить каирского неба. Но память об Александрии постоянно горит в сердце, живущем ожиданием.
Часы высиживания в салоне гостиницы больше не были обременительны с тех пор, как вернулась молодая хозяйка. И в то же время было мучительно наблюдать ее сидящей со стариком мужем. На мгновение взгляд ее становился таким многообещающим, и голос воспламенял, словно искра. Сколько раз он подлавливал ее на лестнице, безуспешно пытаясь заманить в укромное место. Она легко разгадывает его намерения, ускользает от него и с усмешкой возвращается на свое место. На улыбку не отвечает, игнорирует любые намеки. Сквозь тучи смятения его как молнией пронзает страсть. Каждый раз, когда его охватывало возбуждение, он желал всем постояльцам и постылому мужу провалиться в тартарары, чтобы наброситься на нее в безмолвной пустоте. В эти минуты безумия Ильхам пряталась в дальнем уголке сознания, как раскаяние среди преступного разгула. Порой его отвлекают запахи сигаретного дыма и лука, разговоры о хлопке, пшенице, о разрушительной войне. Может быть, они все тоже гонятся за призрачной надеждой, вроде той, которую сулит тебе обретение пропавшего отца.
Голос Мухаммеда Сави вывел его из глубокого оцепенения:
– Господин Сабир! Телефон!
Он вмиг внутренне сконцентрировался и бросился к аппарату. Неужели наконец? Все чувства обострились в ожидании заветных слов.
– Алло?
– Это вы, сударь, дали объявление? Слезы облегчения навернулись на глаза.
– Да! А кто вы, милостивый государь?
– Полагаю, я тот человек, которого вы разыскиваете.
– Сайед Сайед Рахими?
– Да.
– На фотографии это вы?
С трудом глотнул пересохшим горлом, голос его задрожал.
– Как и где мне встретиться с вами?
– Но зачем я вам понадобился?
– Лучше при встрече…
– Мне хотелось бы иметь хотя бы общее представление, о чем пойдет речь.
– По телефону не могу. Мне необходимо с вами увидеться.
– А с кем я имею честь разговаривать?
– Мое имя напечатано в объявлении.
– Я имею в виду вашу профессию.
– Я родом из знатной семьи.
– Но зачем я вам нужен?
– Вы узнаете при встрече, которую можете назначить на любое удобное для вас время. Поверьте, у меня нет никаких дурных намерений.
В трубке помолчали, потом голос сказал:
– Приходите прямо сейчас. Вот вам адрес: вилла номер пятнадцать, улица Тальбана в Шубре…
Сабир спросил хозяина гостиницы и Мухаммеда Сави, как найти указанный ему адрес. Оказалось, что оба его не знали.
– Названия улиц у нас меняют каждый день,– сказал Сави.– Отправляйтесь для начала в Шубру, а там спросите улицу.
Все дневные часы Сабир потратил на поиски. Он с лихорадочной настойчивостью расспрашивал прохожих, но не нашлось никого, кто слышал бы о такой улице. Когда он уже выбился из сил в этом блуждании на ощупь, зашел в полицейский участок Шубры и там убедился, что в их районе такой улицы не существует. Он был близок к полному отчаянию. Что это значило? Не так расслышал? Или гнусная проделка негодяя?
Вернулся в гостиницу. Визгливый голос нищего продолжал прославлять пророка, действуя на нервы. И когда Сабир увидел жену Халиля на своем обычном месте, клокотавшая в его душе злость и отчаяние смешались с неукротимой жаждой обладания ею.
Сави сообщил, что какой-то человек несколько раз спрашивал его по телефону, кажется, тот самый, что звонил утром. Вновь вспыхнула надежда. Значит, все-таки неправильно расслышал. Этот человек, очевидно, ждал его с нетерпением, раз так настойчиво названивает.
– Удалось, слава Богу? – тихо спросил дядюшка Ха-лиль.
– Кажется, я на верном пути,– ответил Сабир, пытаясь изобразить радость.
Поймал на себе взгляд женщины. Обессиленный и опустошенный, он упал в кресло. Подкралась грусть
