Радопис была поражена тем, что юноша знает эту песенку, но решила воспользоваться удобным случаем и спела последние строчки:
Молодой человек повернулся к ней, он был удивлен и очарован. Радопис встретила его взгляд улыбкой:
— У тебя чудесный голос. Как только тебе удалось скрывать его от меня все эти дни?
Кровь прилила к его щекам, губы задрожали от замешательства, он с удивлением встретил ее ласковое обращение.
Радопис догадалась, о чем он думает, и продолжила игру в обольщение.
— Вижу, ты увлекся песней и забыл о своей работе, — заметила она.
На его лице появилось смятение, он указал на изображение, которое выгравировал на стене, и пробормотал:
— Посмотрите.
Со стены смотрело чудесное лицо, будто живое.
— Бенамун, как ты одарен, — с восхищением сказала она.
— Благодарю, моя госпожа.
Тут она направила разговор к своей цели и заявила:
— Однако ты, Бенамун, проявил ко мне жестокость.
— Я? Как, моя госпожа?
— Ты изобразил меня властной, — ответила она, — а мне так хотелось быть похожей на голубку.
Бенамун умолк и не проронил ни слова. Радопис посчитала, что его молчание как нельзя подходит ее цели, и спросила:
— Разве я не говорила, что ты жесток ко мне? Какой ты видишь меня, Бенамун? Властной, красивой и жестокосердной, как в этом изображении, которое ты создал? Я поражена тем, что камень заговорил. Но ты воображаешь, будто мое сердце не чувствует, точно этот камень. Я верно говорю? Не отпирайся. Ты так считаешь. Но почему, Бенамун?
Юноша не нашелся, что ответить. У него отнялся язык. Радопис навязывала ему свои мысли, а он верил ее словам и тянулся к ней тем страстнее, чем больше мутнел и сбивался с толку его разум.
— Бенамун, почему ты считаешь, будто я жестокосердна? — не отступала Радопис. — Ты судишь по внешнему виду, ибо по природе не способен скрыть то, что волнует твое сердце. Я читаю твое лицо, словно открытую книгу. Однако мы обладаем другой природой, откровенность теряет для нас сладкий вкус победы и портит самое прекрасное, что боги создали нам.
Юный Бенамун растерянно спрашивал себя, что она действительно хочет сказать и должен ли он искать в ее словах истинное значение. Разве она не сидела здесь перед ним каждый день, думая о чем-то другом? Радопис тогда не догадывалась, какой пожар бушует в его душе. Почему она вдруг изменилась? Почему она говорит ему все эти приятные слова? Почему Радопис так близко подошла к сокровенным тайнам, которые жгли его сердце? Она действительно имеет в виду то, что говорит, заключен ли в ее словах тот же смысл, какой он извлек из них?
Радопис приблизилась еще на шаг.
— Ах, Бенамун, — сказала она. — Ты несправедлив ко мне. Об этом говорит твое молчание в ответ на мои вопросы.
Юноша с недоумением смотрел на нее, слезы радости были готовы заполнить его глаза. Он уже не сомневался, что его мысли верны.
— В мире не хватит слов, чтобы выразить то, что я чувствую, — дрожащим голосом ответил юноша.
У нее вырвался вздох облегчения — наконец-то у него развязался язык.
— Разве тебе нужны слова? — мечтательно вопрошала она. — Ты ведь не скажешь ничего такого, чего я не знаю. Давай лучше спросим этот летний павильон, ибо он видит нас уже не один месяц, а мы навеки оставили в нем частичку своих сердец. Да, здесь ты узнал великую тайну.
Радопис бросила взгляд на его лицо и добавила:
— Ты знаешь, Бенамун, как я узнала тайну своего сердца? Это случилось благодаря поразительному совпадению. Я хочу отослать личное письмо одному человеку, который находится далеко отсюда. Хочу отослать его с тем, на кого можно положиться, с тем, кому доверяю своим сердцем. Я сидела наедине с собой, перебирала в голове разных людей, женщин и мужчин, рабов и свободных, и каждый из них настораживал меня. Я чувствовала, что они не подойдут для этого поручения, затем — сама не знаю, почему так случилось, — мои мысли остановились на этом павильоне, и вдруг я вспомнила тебя, Бенамун. Мои тревоги отступили, сердце успокоилось. Воистину, меня охватили более глубокие чувства. Так я узнала тайну своего сердца.
Лицо молодого человека сияло от радости, он был счастлив почти до беспамятства. Юноша упал на колени перед ней, из глубин его сердца вырвалось:
— Моя госпожа.
Положив руку ему на голову, она нежно сказала:
— Вот как я раскрыла тайну своего сердца. Удивительно, почему я не узнала ее гораздо раньше.
— Моя госпожа, — произнес Бенамун, находясь в состоянии, близком к исступлению, — клянусь, ночь стала свидетелем, как я корчился от мук, а теперь настал рассвет, он встречает меня нежным ветерком, напоенным сладким ароматом радости. Слова, сказанные вами, озарили светом мрак, окутавший меня, вырвали мое существо из безотрадного отчаяния и наполнили волшебным ощущением счастья. Я снова готов любить себя после того, как оказался на грани гибели. Вы — мое счастье, моя мечта, моя надежда.
Радопис безмолвно слушала его, храня печаль в душе. Она чувствовала, что он произносит страстную молитву, витая в наивном и священном сне неведения. Радопис молчала какое-то время, испытывая боль и сожаление, но не поддалась чувствам, которые юноша своим восторгом разбудил в ее сердце, и лукаво сказала:
— Диву даюсь, что я так долго не распознала свое сердце. Я поражена, что все совпадения хранили свои тайны до тех пор, пока мне не понадобилось отправить тебя в дальний путь с поручением. Кажется, будто эти совпадения привели меня к тебе и в то же время лишили твоего общества.
— Я сделаю все, что вы захотите, следуя велению сердца и души, — сказал Бенамун тоном, каким возносят молитву.
Немного подумав, Радопис спросила:
— Даже в том случае, если я захочу, чтобы ты отправился в земли, куда ведет отнюдь не легкий путь?
— Самое трудное для меня — не видеть вас каждое утро.
— Пусть твой путь окажется недолог. Я вручу тебе письмо, ты спрячешь его ближе к сердцу. Ты отправишься к губернатору острова и передашь ему то, что я тебе скажу. Он снарядит тебя в путь и избавит от любых невзгод.
Ты двинешься в путь вместе с караваном, никто не узнает, что спрятано на твоей груди. Ты прибудешь к губернатору Нубии и отдашь это послание ему прямо в руки. Затем вернешься ко мне.
Бенамуна охватил новый прилив радости, умноженной чувствами достоинства и гордости. Ее рука оказалась рядом с ним, он прильнул к ней устами и страстно поцеловал. Радопис заметила, сколь неистово трепетал юноша, когда его губы коснулись ее руки.
