было не остановить.
– А я с тобой больше никаких дел не имею – пусть вся Москва узнает о твоих сексуальных причудах: ты же без женщины не выдержишь, по проституткам тут же побежишь!
– Да заткнись ты, болван! Лучше скажи, другой заказ выполнил?
– А? – Николай осекся, что-то с трудом вспомнил и пробормотал: – Да, для твоего приятеля все нашел. Через пару месяцев покажу, сам посмотришь. На чем там этот мужик помешан? Восточная сексуальная практика? Как раз к его юбилею успеем.
– Ладно-ладно, – Сергей недовольно вздохнул, – будем считать, что ты свой полтинник заработал. Иди. Олег с тобой рассчитается, я скажу. И чтоб духу твоего сегодня же в моем доме не было. Проблемы будут – найду.
– Знаю, – Николай уже встал и собрался уходить, но вдруг остановился. – Ты, кстати, зачем этот фарс затеял: форму напялил, двери сам открываешь?
Сергей хмыкнул в ответ.
– Жить скучно стало. Решил посмотреть, как ты выкручиваться будешь. Да и девчонку хотелось увидеть заранее, наслышан был – не терпелось.
– Ясно, – безжизненно улыбнулся Николай.
– Ну-ну, давай, вали отсюда. Профессионал, – Сергей громко расхохотался.
Николай быстрым шагом направился к двери. Возвращаться нужно было сегодня, а до Москвы еще ехать и ехать. Построил этот хрыч себе тайную резиденцию – не доберешься. Хотя и правильно, с другой стороны. С его-то образом жизни.
Как только за Николаем закрылась дверь, Сергей развалился на диване и, прикрыв глаза, размечтался в предвкушении массы новых и острых удовольствий. Девочкой он остался доволен. За такую на самом деле никаких денег не жалко. Давно уже ему хотелось поэкспериментировать, попробовать новые темы, да все не попадалось приличных объектов. А эта Настя заводит с пол-оборота одним своим видом. Сергей тяжело вздохнул. Поосторожней только надо, Николаша прав – его девки за год становятся измученными привидениями с затравленным взглядом. С такими уже и радости никакой.
Сергей повернулся на бок и с наслаждением погрузился в грезы, упиваясь яркими картинами, благосклонно предоставленными ему неугомонным воображением. Все они рисовали одну-единственную героиню в разных позах и состояниях. Его новенькую Настю.
Николай молча забрал у Олега полиэтиленовый пакет с деньгами и сел в машину. Пересчитал. Ровно пятьдесят тысяч долларов. Кажется, такой суммы сразу он никогда еще не держал в руках. Если за год стоимость квартир не слишком изменилась – в девяносто девятом, когда он искал себе жилье, наизусть знал все цены во всех районах Москвы, – то это приличная трехкомнатная на окраине города. Вот дернул черт связываться с центром! Пустое пижонство. Теперь все в оплату долга, как в прорву. Да еще и счетчик включили: вовремя не смог долг вернуть. Ладно, довезти бы деньги в целости до Москвы, можно будет разом все отдать. И жить спокойно.
Машина неслась по шоссе на бешеной скорости. В пакете, небрежно брошенном на переднем сиденье, лежал гарант благополучия – собранные в аккуратные пачки доллары. Вокруг все сгущалась и сгущалась тьма, только дальний свет фар выхватывал из пространства отчетливые серые прямоугольники. Пел Джо Дассен, но настроения это не прибавляло. Николай больше не мог себе врать – он знал, что усталость и острое желание спать тут ни при чем. Ему было жаль Настю. И было еще что-то, кроме жалости, – кажется, чувство вины и отвращения к себе. С этими навязчивыми ощущениями нужно было бороться, не в первый же раз он, в конце концов, отдавал прирученную к себе девчонку, давно пора привыкнуть. Сам виноват – нельзя в таком деле допускать привязанности. И зачем он каждый раз откладывал этот день, пытался вырвать у жизни еще кусок, еще несколько дней. Только хуже стало, а назад ничего не вернешь. Поэтому, что ни говори, а основной задачей сейчас было избавиться от жалости, выбросить из головы все, что напоминало о Насте, и забыть ее, как рассеявшийся сон.
Николай очнулся от мрачных мыслей только через несколько часов, на Кольцевой. Тряхнул головой, пытаясь вытеснить из головы упреки взбудораженной совести, и, бросив взгляд на соседнее сиденье, обругал себя последними словами. Деньги лежат на самом виду, а он носится как сумасшедший, подставляясь на радость гаишникам и… кому там еще по ночам не спится. Ладно, на этот раз каким-то чудом пронесло. Он сбросил скорость и запихал сумку под сиденье. Через двадцать минут «Рено» остановился около подъезда крепкого сталинского дома неподалеку от Старого Арбата. Начинало светать. Машину Николай решил в гараж не ставить – сил уже не было, просто приткнулся поближе к тротуару. Достал пакет. Подойдя к подъезду, нажал на брелок – машина отозвалась, моргнув огнями и ласково пикнув.
Дома едва доковылял до спальни, бросил пакет в шкаф, стянул брюки и плюхнулся на кровать. Последнее, о чем успел подумать, – в понедельник нужно съездить к Меньшову, деньги отдать. Больше тянуть нельзя ни дня.
Дрема навалилась тяжело и быстро. Мелькали обрывочные красно-черные картины, куски, выдранные то ли из реальности, то ли из полотен сюрреалистов. Потом пятна соединились в четкую киноленту сна. Теперь Николаю виделись празднично одетые люди за круглыми столиками кабаре, старая деревянная сцена. Перед почтенной публикой скакали располневшие матроны в омерзительно открытом белье, а у картонных декораций вяло шевелились прикованные к стене цепями белые тела. Вскоре музыка стихла, тетки застыли в немыслимых позах, а на сцену вышел человек, одетый в черные брюки и рубашку. Удивительно, как не сочетался его мрачный костюм с безумной пестротой обстановки. Теперь уже Николай наблюдал за действом не со стороны: он обнаружил себя сидящим за дальним столиком кабаре. Вокруг витал густой табачный дым – явно ощущался его сладковатый запах, – шелестели голоса и одежды, звенели приборы. Перед ним стояла тарелка с неясной снедью, горела свеча, в бокале сиял коньяк. Человек на сцене что-то прокричал на непонятном языке, по залу пронесся ропот, публика заволновалась, многие повскакивали с мест, чтобы лучше видеть. Похоже, один Николай не осознал исключительности момента, и оттого ему стало не по себе. Он откинулся на спинку стула и вперил в сцену напряженный взгляд. Человек в черном тем временем отстегнул от стены и вытащил на середину сцены одно из сопротивляющихся тел – светловолосую девушку. В бессистемных движениях ее не было ни четкости, ни мысли, казалось, что она либо смертельно пьяна, либо под действием ударной дозы наркотика. Черный едва справился с тем, чтобы поставить девушку на колени – она то и дело норовила свалиться, – и торопливо взмахнул невесть откуда взявшимся в его руках мечом. Публика в напряжении застыла, вытянулись любопытные шеи. Раздался единый общий вздох, и обезглавленное тело разразилось молчаливым фонтаном крови. Зрители в первых рядах отпрянули. Николай почувствовал, что сердце его колотится в бешеном неровном ритме, в голове помутилось и накатывает тошнота. Он опустил глаза и тут, сквозь клокочущий в зрачках туман, увидел, что по проходу между столами прямо к нему катится голова. Спутанные пряди окрасились красным, в разрезе до мельчайших подробностей виднелись рассеченные сонная артерия, аорта, тонкие вены. Голова подкатилась к ножке его стула, перевернулась на затылок и открыла глаза. На Николая смотрела Настя. Она узнала его и улыбнулась. Он задрожал, поднял глаза на сцену и встретился взглядом с самим собой – в черных брюках, рубашке, с высоко поднятым над головой окровавленным мечом. В ушах застучало, сердце взбесилось. Чтобы не свалиться, он схватился обеими руками за край стола, на котором в тарелке копошились красные плотные клубки дождевых червей.
Николай проснулся в холодном поту так резко, словно его кто-то намеренно выдернул из привидевшегося сна. Сердце колотилось, в висках пульсировала невыносимая боль. Он лежал несколько минут без движения, боясь случайно закрыть глаза, опасаясь даже моргнуть. Потом опустил ноги с кровати и поморщился – каждое движение отзывалось новым приступом боли и тошноты. Нужно было срочно приводить себя в чувство.
Он наклонился над стоявшим рядом с кроватью старинным комодом, выдвинул из него ящик до основания и стал медленно перебирать содержимое. Под стопкой дизайнерского тряпья обнаружились таблетки, спичечный коробок с гашишем и бумажный конверт с остатками порошка. Николай высыпал содержимое последнего прямо на отполированную поверхность комода, извлек из бумажника какую-то дисконтную карту и с ее помощью соорудил две белые дороги.
Не сразу, но голову начало отпускать. Он встал и побрел по длинному коридору на кухню, чтобы сварить себе кофе и что-нибудь съесть. Аппетит вдруг проснулся зверский. Николай прекрасно помнил, что идти
