себе сил уйти. Настя кожей ощущала непостижимую связь Ивана и Николая, улавливала общие жесты, схожие движения, взгляды. Господи, как же они были друг на друга похожи! И в то же время очень-очень разные: Николай был циником до мозга костей – теперь Настя знала тому причину, Иван – романтичным и наивным ребенком. Без нее ему в этом мире не выжить, ей без него – тем более. Или это только оправдание перед самой собой? Настя понимала, что должна рассказать Ивану все о себе, о Николае, но никак не могла собраться с духом. И эта тяжесть давила на нее изнутри, заставляла чувствовать вину за неискренность.
Клуб Настя совершенно забросила. С того первого дня, когда Иван привел ее к себе, она не появилась на работе ни разу. Да и что там было делать? Вспомнив после долгих лет, что в жизни есть место счастью и любви, Настя уже не понимала, зачем она создала «Les Fleurs du Mai» – это место унизительных продажных отношений. Из памяти всплывали смутные мысли о том, что она желала сотворить волшебную иллюзию для женщины, подарить ей эмоциональную радость, уверенность в собственной молодости и красоте, но тут же выныривало недоумение: какая радость может быть без любви? Как можно имитировать чувства, получать удовольствие от встреч с чужим, неродным человеком, ложиться с нелюбимым в постель? Все это величайшее заблуждение, грязь и тяжелый порок. Уж лучше быть совершенно одной, чем обманываться и платить за неискренний, насквозь фальшивый спектакль! Или женщина любит, и тогда она действительно готова на все ради единственного мужчины, или отношения надуманны, и тогда они – предательство против себя самой. Болезненная похоть.
Ничего общего с душевным лазаретом, который она сама же создала, Настя больше иметь не хотела. В то самое утро, когда ей приснился кошмарный сон из прошлого, она окончательно и бесповоротно решила, что клуб нужно продать. Сбыть его с рук. Не видеть, не помнить, не знать.
Звонок на мобильный телефон раздался рано утром: Настя и Иван еще спали. Сначала она, взяв трубку, никак не могла понять, о чем говорит незнакомый взволнованный голос, и только досадовала на то, что Ванечку разбудили, – ей так нравилось делать это самой, нежно прижимаясь к его сильному телу и лаская кончиком языка не по-мужски длинные ресницы. Постепенно до нее стало доходить, что именно «доброжелатель» пытается ей сказать. Она сразу всему поверила: в последнее время интуиция редко ее подводила. Да еще этот сон. Лицо ее стало бледным. Иван испуганно смотрел на Настю: ему вдруг показалось, что за полминуты «разговора» – Настя только с широко распахнутыми глазами прижимала трубку к щеке – она стала старше на десять лет.
Она отключилась и, молча встав с кровати, начала одеваться.
– Я с тобой, – Иван, пулей выскочив из постели, стал натягивать джинсы.
– Как хочешь, – Настя не обращала на него внимания: первый раз за все время, что они просыпались вместе, не прижала к себе, не обняла.
Оба оделись молниеносно, Настя вызвала Сергея.
– Что случилось? – Иван наконец решился задать вопрос: все равно они сидели на кухне, не притрагиваясь к остывающему кофе, и ждали машину.
– С клубом проблемы.
– Без тебя не справились?
– Прежде, – Настя повернула к нему осунувшееся лицо, – чем делать выводы, нужно выяснить обстановку.
– Я, – Иван понимал, что произошло что-то ужасное: такой неуверенной в себе, разбитой он Настю еще не видел, – сделаю все, чтобы тебе помочь. Ты только не падай духом.
Вместе справимся. Будем работать с утра до ночи, если нужно, я квартиру могу продать…
– Глупенький, – Настя улыбнулась неожиданно сквозь подступившие слезы, – ты, главное, будь рядом. А я сама все решу.
Вывеска клуба была на месте – яркая, как всегда, и загадочная – «Les Fleurs du Mai». Настя открыла дверь клуба и переступила порог. Иван вошел за ней. И оба застыли на месте, сраженные ужасающим зрелищем: здесь не осталось ни одного целого предмета, ни одной не пострадавшей детали. Стойка ресепшн брошена набок и разломана, рамка на входе в зал раскурочена, мебель – диваны, столы – пропали, будто их никогда и не было, кадки с пальмами разбиты, повсюду земля. Настя медленно обошла сначала первый, потом второй этажи. Все, что можно было вытащить и вывезти, было вывезено, все, что можно разрушить, – разрушено. Только на стенах бара уцелело несколько репродукций Обри Бердслея, правда, и они были перекошены, рамки на многих разбились. Настя бережно сняла картины со стен и, хрустя разбитым стеклом, которым был усеян пол, подошла к сцене и сложила их на ее перекошенный угол. Господи! Зал клуба смотрелся так, будто по нему пронеслось разъяренное стадо животных, спасающихся от пожара или другой напасти. В этом погроме не было и доли смысла – только звериная ненависть и страх. Настя присела рядом с картинами Бердслея и закрыла лицо руками. Оказывается, ее стриптизеры, ее послушные мальчики, отобранные для удовольствия женщин, все это время были механизмом замедленного действия. В них, словно мощная пружина, сжимались ярость, обида, злость от постоянного притворства и унижений – уж Настя-то знала, как это бывает, – а потом напряжение достигло чудовищной силы и пружина распрямилась, выскочила, разрушая все на своем пути.
Нельзя идти против природы, нельзя.
– Анастасия Петровна, – Олежек возник перед ней внезапно, словно из-под земли. Настя вздрогнула от неожиданности. Его появление сейчас было как минимум странно: если б его, как и всех остальных, сжигала внутренняя ярость, он бы вместе с ними сбежал, а если он стойко защищал интересы клуба от обезумевших в злобе юнцов, то не стоял бы сейчас здесь – цел и невредим. Настя внимательно вгляделась: на его лице распускались цветы долгожданной болезненной мести. – Анастасия Петровна, мне очень жаль!
– Чего тебе жаль? – лицо ее из растерянного стало суровым.
– Я пытался остановить, хотел что-то сделать, – он наигранно всхлипнул, – но они словно сошли с ума.
– Да? – Настя прекрасно поняла, что, если б не его руководство, никто не смог и не посмел бы громить клуб, а тем более – вывозить из него все, что здесь было.
– Они чокнулись, когда узнали, что клуб будет продан…
– Ладно, – Настя перебила его и отвернулась, – это ты знал, что новый хозяин на прежних позициях тебя вряд ли оставит – назначит своего человека. А вот ребятам как раз ничего не грозило!
– Анастасия Петровна! – Олежек скривил губы, словно собирался заплакать. – Это…
– Это жадность! Она сломила тебя, превратила из человека в под… – Она почувствовала на своем плече руку Ивана и остановилась. – А впрочем, просто уйди. Будем считать, что каждый из вас забрал из клуба свое.
– Но…
– Вон! – Настя не закричала, она процедила это слово сквозь зубы так, что даже Ивану, который стоял за ее спиной, стало страшно. Непроизвольно он отдернул руку.
Олег выскочил из дверей со скоростью урагана. А Настя не выдержала – снова уронила голову в ладони и разревелась.
Господи, какая дура! Зачем надо было говорить о своих намерениях честно? Кто ее за язык-то тянул? Нет ведь, как только добилась согласия Лиды, Верочки и Валерия Ильича, сразу же поставила через Олега в известность и коллектив. А они не стали мешкать – за все ей отомстили, зная, что не будет Анастасия Петровна разыскивать и призывать к ответу сразу тридцать девять человек. Не станет связываться с милицией. Спустит на тормозах. Идиотка! Еще вчера у нее был бизнес, который стоил приличных денег. На них можно было сделать Ванечке блестящую карьеру. А теперь? Она нищая. Ничего, кроме квартиры на Тверской, у нее нет.
– Настя, – она почувствовала, как Иван сел рядом прямо на грязный пол и прижался к ее ногам, – а почему ты не познакомишь меня со своими родителями?
От удивления Настя даже перестала плакать и посмотрела на Ивана красными от слез глазами.
– Мы толком не общаемся.
– Давно?
– Восемь лет.
– Зря ты так, – он покачал головой, – если б мои папа с мамой были живы, я бы сделал все, чтобы с ними не ссориться.
