ему за несколько лет превратиться из малоизвестного автомобильного дилера в одного из самых богатых людей России.7
Итальянская газета «Репубблика», которая была не слишком благожелательна к Путину в 2000 году, уже 17 января 2001 года писала: «Многие обозреватели считают самым главным достижением Владимира Путина как президента победу над самой наглой, беспардонной кучкой интриганов из всех тех, которые когда-либо добивались власти, — над так называемыми олигархами. Путин сумел приструнить этих людей, которые благодаря безмерным богатствам, нажитым без труда и риска, в результате махинаций в рамках приватизации советской и государственной собственности, сумели создать параллельные структуры власти, которые, ни за что не отвечая, были способны оказывать влияние на политику российского государства и развитие российского общества».8
Поражение олигархов в России летом и осенью 2000 года стало, несомненно, самым крупным поворотом в составе и в характере власти в нашей стране после 1993 года. Но это был и самый спокойный поворот, который по большому счету можно было бы считать и революцией сверху. Осуществить столь масштабный поворот в российской политике Владимир Путин смог только при поддержке очень сильных союзников.
«Равноудалению» олигархов от политической власти предшествовало и сопутствовало укрепление всех основных институтов российского государства: армии, правоохранительных органов, специальных служб, администрации президента. Была повышена заработная плата чиновникам и учителям, военнослужащим, работникам суда и прокуратуры.
Либеральная революция 1991 года привела к крушению КПСС. Был разрушен громадный аппарат этой партии в центре и на местах, а также все идеологические службы ЦК КПСС. Потерпела крушение и идеология марксизма-ленинизма, которая давно уже превратилась в набор догматических формул, оторванных от реальной действительности. Однако, в отличие от Октябрьской революции 1917 года, революция 1991 года не ставила своей задачей и не сопровождалась разрушением всего прежнего государственного аппарата, без которого нормальная жизнь населения страны, ее городов и деревень оказалась бы в конце XX века невозможной.
Предполагалось, что армия, правоохранительные органы, спецслужбы, крупные промышленные системы, а также системы науки, образования, здравоохранения и культуры будут стоять вне политики, которую будут теперь формировать, провозглашать и развивать демократы. Однако, поднимая народ на борьбу в 1990—1991 годах под лозунгами демократии, свободы, борьбы против привилегий, демократические лидеры не преуспели в своих начинаниях. Они не ждали столь быстрой и легкой победы и не были готовы к власти и управлению такой страной, как Россия.
Демократы не смогли создать ясной идеологии, они не создали массового движения. Из их разрозненных рядов не образовалось ни одной жизнеспособной партии. Их крошечные партии — от «Демократической России» до «Демократической партии России», от «Выбора России» до «Партии российского единства и согласия», от движения «Реформы — новый курс» до «Наш дом — Россия» — хотя и претендовали на роль партий власти, но оказались несостоятельными в этом качестве. Крайне слабой оказалась и оппозиционная демократическая партия «Яблоко». Слабой оказалась и КПРФ, в идеологии которой причудливо перемешались элементы марксизма-ленинизма и православия, советского патриотизма и русского национализма, сталинизма и социал-демократизма.
Хотя такие деятели, как Чубайс, Гайдар, Бурбулис, Борис Федоров, и пытались своими действиями и заявлениями походить на большевиков первого поколения, историки будут оценивать их, скорее всего, лишь как второе издание керенщины. Солженицын вполне справедливо называет этих людей «февралистами». Без Ельцина, который проводил постоянную селекцию в своем окружении и правительстве, весь этот либерально-демократический режим не продержался бы у власти и двух лет, как не смог бы продержаться в России и триумвират Руслана Хасбулатова, Александра Руцкого и Альберта Макашова — главных противников Ельцина в 1993 году.
Роль ЦК КПСС в 90-е годы пыталась играть, как известно, администрация президента, аппарат которой и разместился в зданиях ЦК на Старой площади. Именно здесь рождались разного рода временные идеологические концепции и составлялись послания президента. Но все эти концепции были слишком изменчивы и неубедительны и не могли стать основой для государственного строительства. Государственные органы были дезориентированы и работали все хуже и хуже. Было очевидно, что Борис Ельцин как президент не любил и не берег доставшееся ему в наследство от Советского Союза государство и его большой аппарат. Еще в 1990 году, когда его избрали Председателем Верховного Совета РСФСР, Борис Ельцин убедился, что у Российской Федерации практически нет своего государственного аппарата, и все главные вопросы решают непосредственно ЦК КПСС и Совет Министров СССР.
Мало что изменило в системе управления и создание слабой и неавторитетной Российской Коммунистической партии, которую возглавляли Иван Полозков, Геннадий Зюганов и Альберт Макашов. Однако всего через год и почти без всякой борьбы Советский Союз оказался разрушенным, и в подчинение к Ельцину и его слабой команде попало громадное и разветвленное Советское государство со всеми своими учреждениями и службами, а также вся экономика Советской России с ее гигантской оборонной составляющей. Распорядиться разумно этим наследством руководство новой России не смогло.
В стране сложилась необычная ситуация. Народные массы в 90-е годы были деморализованы и пассивны, а рыночная экономика мучительно и трудно появлялась главным образом в сфере торговли и услуг, в формах мелкого и среднего производства — там, где в советское время не существовало достаточно разветвленных, жизнеспособных и необходимых обществу структур. Основная часть тяжелой и оборонной промышленности, транспортных систем, космической отрасли, энергетики, металлургии и добывающей промышленности почти не изменилась с советских времен и постепенно деградировала. Деградировала и огромная государственная машина, которая хотя и с трудом, но продолжала поддерживать безопасность страны и жизнь общества, оберегая всех нас от краха и анархии. В стране сохранились двухмиллионные Вооруженные силы, где сотни тысяч офицеров, несмотря на нужду и недовольство, выполняли свой долг. Продолжали работать и сотни тысяч работников специальных служб, людей, хорошо подготовленных профессионально, но унижаемых режимом материально и морально, отодвинутых на обочину, не имеющих возможности надежно обеспечивать безопасность страны и вынужденных пассивно наблюдать за ростом организованной преступности, терроризма и коррупции.
Резко ухудшилось положение основной массы чиновничества, людей, занятых в управлении: в управлении городами и поселками, сельскими районами и областями, в администрации автономий, правительства, префектур крупных городов, даже в администрации президента, Государственной Думы и других высших органов власти. Заработная плата этих чиновников существенно снизилась, а многие прежние привилегии потеряли смысл с появлением рыночной экономики. Многие из этих людей были деморализованы, они были лишены ясных перспектив и стабильного руководства и перестали получать указания от политических структур. Была разрушена и почти вся система контроля за деятельностью государственных учреждений.
В еще худшем положении оказались работники милиции, прокуратуры, судебной и пенитенциарной систем, даже пожарные службы. Миллионы ученых и инженеров высшей квалификации, занятых в военно- промышленном комплексе, испытывали острую нужду и чувства униженности и невостребованности. Но те же самые чувства испытывали миллионы учителей, врачей, преподавателей вузов, деятелей культуры, чиновников среднего и низшего звена. Дело доходило до забастовок, голодовок, самоубийств ученых, учителей, офицеров, работников «Скорой помощи» и персонала исправительно-трудовых колоний. Именно эта огромная масса образованных, выполняющих свою работу и свой долг, но недовольных своим положением людей и составила политическую армию новой, не слишком обычной, государственно- капиталистической по своему социально-экономическому характеру революции.
Эта революция не была движением низов общества, и поэтому она не сопровождалась теми волнениями и беспорядками, которыми сопровождаются обычно революции классического типа. Однако и у нас в основе перемен был социальный, политический и экономический протест. Российское общество к концу 1999 года представляло собой не просто насыщенный, но перенасыщенный недовольством раствор, в котором в любое время мог начаться процесс опасной кристаллизации. Пользуясь марксистской терминологией, можно было бы сказать, что в России в 1997—1999 годах сложилась классическая
