— Это все, кто остался?
— Да, — холодно подтвердил Лис. — Нам повезло, им приказали не брать пленных. Еще двое в реанимации, но они не жильцы.
Хитрый приподнялся и внимательно оглядел палату, потом снова повернулся к Лису.
— А пилот? Наш пилот, Клаус? Он был еще жив.
— Не знаю. — Лис пожал плечами и тут же поморщился от боли — у него была прострелена рука. — Здесь его нет.
— А там кто? — Хитрый кивком указал на кровати у противоположной стены. Хозяин той, что была ближе к окну, лежал, отвернувшись к стене, его голову украшала повязка с проступившими на ней пятнами крови. Второго бойца Хитрый не знал, это был невысокий ладный крепыш. Почему-то Хитрый решил, что именно его голос слышал перед тем, как проснуться.
— У окна Мирон, инструктор. А там Коготь, из нашей роты.
Новость была хорошая — Хитрый ощутил удовлетворение, узнав, что Мирон остался жив. Пожалуй, это был единственный офицер, которому Хитрый действительно симпатизировал.
Выходит, из всей команды выжили только четверо. А ведь их было больше пятисот человек…
— И что с нами будет? — Хитрый снова взглянул на Лиса.
— Не знаю. — Лис отвернулся, давая понять, что не хочет больше отвечать на глупые вопросы. — Вылечат, потом шлепнут…
Настаивать на разговоре Хитрый не стал, к тому же он был еще очень слаб. Стал думать о том, что с ними может произойти дальше, и снова заснул…
В лазарете он провел больше десяти дней. Хуже всего были первые два — действие эйфорина закончилось, Хитрый испытывал жесточайшие приступы боли. Странно, но эта боль была ему знакома, хотя он и не мог вспомнить, где и когда имел сомнительное удовольствие с ней познакомиться. Плохо было не только ему, мучились и Лис с Когтем. В лазарете не было зеркала, но, глядя на бледного изможденного Лиса, Хитрый понимал, что и сам выглядит не лучше. Им кололи обезболивающее, но это не очень помогало. Хорошо себя чувствовал только Мирон — как офицер, он никогда не принимал наркотиков.
Через несколько дней Хитрый с облегчением почувствовал, что терзавшая его боль начала слабеть, с этого времени он быстро пошел на поправку. Неясным пока оставался лишь вопрос относительно их дальнейшей судьбы.
О том, что с ними будет, врач говорить не любил. Его дело — поставить их на ноги, а там пусть суд решает, что с ними делать. Правда, один раз он обмолвился о том, что глупо тратить на них лекарства, все равно конец предрешен. Впрочем, в тот день он был не в настроении, поэтому Хитрый предпочел не придавать его прогнозу большого значения. Всегда хочется верить, что у тебя впереди еще есть что-то хорошее. Или есть вообще хоть что-нибудь.
Прошло почти две недели их плена. Было погожее теплое утро, когда Хитрый понял, что в их судьбе наконец-то наступили какие-то перемены. В лазарет зашел высокий молодой человек, на вид ему было лет двадцать пять, не больше, и в довольно бесцеремонной форме велел им одеваться. После чего вышел, его место заняли шестеро охранников. Затем на пленников надели наручники и вывели наружу.
Первым, как и положено старшему по званию, шел Мирон, он был спокоен и невозмутим. За ним шел Хитрый, следом, все еще припадая на раненую ногу, Коготь, мрачный боец с повадками уголовника. Замыкал шествие Лис, лениво посматривающий по сторонам. Хитрый знал, что эта нарочитая ленца является блефом — когда надо, Лис умел быть удивительно ловким и проворным.
Их провели к большому полицейскому глайдеру и усадили в салон, приковав наручниками к поручням. Странно, но во всем этом Хитрый ощутил что-то знакомое — кажется, он уже не раз летал на таких глайдерах. Только где и когда это было? Хитрый размышлял об этом во время всего полета, но так и не смог ничего вспомнить.
До места они добрались минут за сорок. Наконец глайдер начал снижаться и вскоре мягко коснулся земли. Пленников вывели из машины, Хитрый огляделся и понял, что они приземлились у подножия высокой горы, ее вершина терялась в облаках. В трех десятках метров от них в глубь скалы уходил глубокий тоннель.
Именно туда их и повели. Уже входя в тоннель, Хитрый поднял голову и взглянул на местное голубоватое солнце. Почему-то у него появилась уверенность, что больше он его не увидит.
Далеко их не повели, после минутного путешествия по коридорам подземелья Хитрый увидел массивную металлическую дверь. Пленников завели внутрь вырубленной в скале небольшой комнатушки. Она была совершенно пуста, Хитрый разглядел вмурованные в стену на уровне колен металлические кольца. К этим кольцам их и приковали наручниками. Убедившись, что пленникам никуда не деться, охранники удалились.
— Не нравится мне это, — пробормотал Лис, пытаясь поудобнее устроиться у стены. — Надо выбираться отсюда.
— А как быть с этим? — Коготь демонстративно звякнул наручниками.
За Лиса ответил Мирон:
— Лис прав. Нас наверняка решили пустить в расход, иначе бы обращались более учтиво. Но отсюда нам не уйти, надо ждать благоприятного момента. Договоримся так: если будут выводить и расстреливать по одному, каждый действует по своему усмотрению. Если поведут вместе, ждите моего сигнала. Нам надо выйти наружу и захватить глайдер. Раньше времени не дергайтесь, только все испортите. Всем понятно?
— Да… — процедил Коготь. Лис коротко кивнул, давая понять, что согласен с таким раскладом.
— Хитрый?
— Я все понял… — ответил Хитрый. — Буду ждать вашего сигнала.
— Хорошо. Тише, кто-то идет…
За дверью послышались шаги, лязгнул засов, в камеру вошли два охранника. Отцепив Мирона от кольца, они сковали ему руки перед грудью и вывели из камеры. Дверь захлопнулась, Хитрый помрачнел — вот оно… Сначала Мирон, потом и они. Зато в своих пропагандистских фильмах мятежники так любят говорить о гуманности.
— Как клопов передавят… — Коготь поудобнее уселся на полу, морщась от боли в ноге. — Хоть одному бы глотку перегрызть напоследок…
Ему никто не ответил, безнадежность их положения была очевидна. Хитрый вздохнул — может быть, Мирона уже нет в живых.
Словно подтверждая его мысль, через несколько минут за дверью снова послышались шаги, стукнул засов. Итак, кого на этот раз?
Охранники выбрали именно его, в груди у Хитрого похолодело. И тут же он вспомнил нечто удивительное — его уже расстреливали когда-то. Ну да, так оно и было! Его вели по какому-то болоту, на руках у него тоже были наручники. Только тогда его почему-то не расстреляли. Почему он остался жив, Хитрый не знал, зато хорошо помнил, как брел потом по болоту. Только куда он шел, да и когда это было? И было ли вообще?
Его вывели за дверь, крепко держа под руки. Повели по коридору, Хитрый отметил, что идут они в другую сторону — не туда, откуда их привели. Возможно, именно там у них находится расстрельная камера…
И вот тут Хитрый испугался по-настоящему. Перед его глазами вдруг всплыл образ камеры с ржавой облупленной дверью. Дверью, за которой пахло опилками и антисептиком. Там убивали людей, это Хитрый знал совершенно точно. Но самым ужасным было то, что расстреливал несчастных именно он…
Подобное не могло быть правдой, Хитрый попытался убедить себя, что просто вспомнил какой-то кошмарный сон. Так ведь бывает — приснится что-то очень реальное, реальное настолько, что с трудом отличаешь сон от действительности.
Наверное, так и в самом деле бывает. Только в его случае все это не было сном. Хитрый совершенно отчетливо помнил, как стрелял людям в затылок. И даже помнил, как именно надо это делать — чтобы осужденный не мучился.
На лбу у Хитрого выступили капли пота. Возможно, именно поэтому оказавшийся перед ним человек
