– Это не самое сложное. – Витя поднял кирку и принялся за работу, привычно отсекая от каменистой стены маленькие осколки. Он был очень аккуратен и старался не помять редкие кристаллики гравитрона. – Мы с Рыжиком всё продумали.
– Рыжик – это твой зеленый гермафродит? – спросил Стас, выбирая из падающих в лужу осколков маленькие и в первые минуты пребывания на воздухе мягкие крупинки.
– Рыжик – это наш сообщник по побегу. Ее половая идентификация не имеет никакого значения.
– Учел. – Стас виновато улыбнулся. – Извини, друг. Ты настоящий герой, если общаешься с этой мразью ради нашего освобождения.
Виктор пропустил мимо ушей слова Стаса и продолжил:
– Среди тальманов, которые считают ящики при погрузке, есть ее соотечественник, очень на нее похожий. Он сопровождает груз до орбитальной платформы. Рыжик пойдет на погрузку вместо этого типа. Подмены никто не заметит, эти зеленые твари все на одно лицо. Даже стража их не различает. Но сам счетчик вряд ли захочет меняться. – Витя поднял с земли увесистый обломок породы и красноречиво покачал его в руке. – Придется проломить ему череп.
– Я готов! – Стас тоже взял в руку камень и несколько раз замахнулся, целясь в голову воображаемому противнику. – А как мы сами попадем на корабль?
– Во-первых, Гнус случайно сядет на мохондру и завтра у него будет болеть задница. Он – не ты. Он обязательно возьмет больничный. Эту груду говядины заменят двумя дохляками-землянами. То есть тобой и мной. Об этом я договорился. Во-вторых, Рыжик организует два пустых ящика на складе. Мы в них залезем, нас погрузят на транспорт, а моя подружка нас выпустит. Наша задача – нейтрализовать команду.
В глубине шахты послышался монотонный грустный вой – сигнал об окончании смены. Друзья побросали орудия груда. Виктор прихватил с собой маленький контейнер с добытым за день гравитроном, и они направились в сторону хорошо освещенных тоннелей. Вдалеке уже маячил силуэт охранника. Он всегда привозил рабочим, окончившим смену, освежающие напитки. И сейчас он уныло сидел рядом со своей тележкой, набитой бутылками.
– Это всё не ты придумал, – убежденно сказал Стас, пряча камень за пазуху.
– Да, это план Рыжика, – подтвердил Виктор, – но я оказался в нужное время в нужном месте, иначе места в пустых ящиках достались бы кому-нибудь еще.
– Слушай, а какая она? – Стас лукаво подмигнул. – В смысле, как женщина?
– Вижу, у тебя опять появился интерес к жизни. – Виктор остановился. – Про мохондру забыли.
– Это ты забыл. Вот она, милая, – ласково прошептал Стас, снимая со стены длинную ядовитую многоножку. – Хорошая моя.
Глядя на извивающееся насекомое влюбленными глазами, он нежно спрятал этот бесценный ключ к свободе в перчатку. Виктор исподтишка с тоской наблюдал за ним. Он с ужасом чувствовал, что ему всё меньше и меньше хочется рисковать своей жизнью и достойным куском хлеба ради призрачной свободы.
– Господи! Дэн, я ужасно растолстела, – сказала Элеонора, пытаясь разглядеть себя в зеркальце размером с ладонь. – Если Жак не прекратит дарить мне конфеты, я разжирею самым свинским образом.
– Да, еще две недели такого же усиленного питания, и ты превратишься в очень аппетитную пухленькую булочку, – произнес Дэн, не отрывая глаз от стоящей на столе шахматной доски с самодельными фигурами. Подчиненная ему немногочисленная белая армия была позорно загнана в угол превосходящими силами черных под командованием Элеоноры.
– Сдавайся, – предложила Элька и взглянула на Жака, молча наблюдавшего за их шахматной баталией.
Она так и не смогла понять, что же всё-таки привлекает ее в этом громиле, но твердо уяснила, что отталкивает. Запертая дверь ее каюты! Жак всегда защелкивал замок, если уходил куда-то. Пока Элька была еще слабенькой и не вставала с постели, это ее не очень волновало, но теперь, когда она почти выздоровела, – ограничение свободы стало невыносимым.
Жак – отличный парень. Ласковый, обходительный и в то же время грубоватый, жесткий, а если на что-то разозлится – то страшный. Первое время у нее душа проваливалась в пятки, когда он хмурился. К счастью, приступы плохого настроения у Жака случались редко и быстро проходили.
В общем, многое в нем было прекрасно, и в другое время, если бы он встретился ей, она пустила бы в ход все свои чары, чтобы заполучить его тело и душу в свое полное распоряжение. Она бы повесилась ему на шею, вцепилась в него мертвой хваткой и не отходила бы от него ни на шаг. Она бы сделала всё, чтобы он женился на ней, а если бы не получилось, то стала бы его любовницей, верной и покорной, равной среди многих. Даже капля его внимания окатывала ее сердце чувством немыслимого, абсолютного счастья.
Так было бы, если бы Элька была свободным человеком, но древнее атавистическое право собственности воздвигло нерушимую стену в ее душе. Она не могла и не хотела быть рабыней человека, в которого постепенно начинала влюбляться.
Хотя быть наложницей Жака было, судя по рассказам Мульетты, не так уж и плохо. Никаких унижений или неудобств, всё как в обычной жизни, плюс – не надо добывать себе пищу и заботиться о крыше над головой. Обо всём думает хозяин. Мулька была убеждена, что быть рабыней – прекрасно.
Быть рабыней Жака – вдвойне прекрасно, считала Элеонора. Плохо быть вечно запертой в каюте говорящей игрушкой под властью даже такого замечательного владельца. Самое противное во всём этом то, что она никогда не сможет стать ему ровней.
Элька вздохнула и вернула свои разбредшиеся в разные стороны мысли к шахматной доске.
– Дэн, ты не можешь делать рокировку, когда твой король под ударом.
– Обидно, – огорчился однорукий и вернул фигуру на клетку, взятую в клещи черным ферзем и ладьей.
– Жак, – обратилась Элька к своему скучающему хозяину, – куда мы летим?
