– Я вас прощаю, палач Никто. – Элеонора интуитивно начала сложную психологическую игру. – Прощаю во имя ваших детей, ибо нет во Вселенной чувств, священнее родительских.
На самом деле девушке хотелось визжать и вырываться. Плакать и умолять о пощаде, но ее тонкий неженский ум подсказывал: христианское всепрощение в этой ситуации может оказаться полезнее спрятанного в рукаве стилета, которого у нее всё равно нет, как, впрочем, и истинного всепрощения. Ей было глубоко плевать на отпрысков штатного палача. Возможно, она бы даже не отказалось при случае передушить их всех собственными руками.
– Искренне благодарю вас, госпожа Дкежрак, и прошу вас сказать, какую боль вы переносите хуже всего. Тогда мне не придется проводить тестирование.
«Один – ноль», – Элька поздравила себя с маленькой победой.
– Я ненавижу, когда меня шлепают ремнем по заднице, – заявила она.
Будто маленькая кислотная бомба взорвалась у нее в груди. Жидкое пламя заполнило сердце и легкие. Мышцы судорожно напряглись и мелко затрепетали. В глазах распустились розовые бутоны, прорастая шипастыми стеблями сквозь подкорку мозга. Боль длилась вечно.
– Зубы! Я боюсь зубной боли! – заверещала Элька, когда судорога, сжавшая челюсть, немного отпустила ее.
Боль провалилась в бездну, оставив тяжело дышащую девушку в объятиях бездушного пыточного аппарата и его властелина, господина Никто.
– Впредь прошу не обманывать меня, – смиренно попросил палач. – И тогда больно не будет. У вас нет выбора, говорить правду или нет. Вы не можете врать. Никто не может обмануть меня.
– Спрашивайте, – прохрипела девушка.
– Какого цвета небо на вашей родной планете, госпожа Дкежрак?
– Дурацкий вопрос!
– Отвечайте! – потребовал палач.
– Голубое, – вздохнула Элька.
– Сколько будет два умножить на три?
– Шесть.
– Скажите неправильный ответ.
– Семь. – Короткая боль рванула в коренном зубе и сразу отпустила. Рот наполнился обильной слюной. Элеонора с трудом проглотила вязкую влагу.
– Отлично, – промурлыкал Никто. – Теперь будут вопросы посложнее. С неоднозначными ответами. Ну, например… – Палач задумался. Его жуткие зрачки то разгорались ярче и светились, как угольки в костре, то медленно угасали, сливаясь с окружающей тьмой. – Сколько у вас в жизни было половых партнеров? – наконец спросил он.
– Не знаю, – пискнула Элька и съежилась в ожидании нестерпимого мучения, но его не последовало. Она говорила правду.
– Напрягитесь. Постарайтесь вспомнить.
Элька беззвучно зашевелила губами, что-то высчитывая, складывая и вычитая.
– Ну, правда, я не знаю, – взмолилась она. – Давно со счета сбилась. И зачем их помнить?
– Их было восемь, – сказал палач. Было слышно, как он нажимает какие-то клавиши.
– Так мало. Я думала, больше.
– Я считал только полноценные контакты.
– А можно вас попросить? – Элеонора вдруг прониклась непостижимым доверием к своему мучителю.
– Я вас слушаю.
– Спросите меня, люблю ли я Жака. Способна я вообще на такое?
– Любите ли вы Жака? – Палач любезно выполнил ее просьбу.
– Да, – закричала Элька и сжалась в ожидании нестерпимого болевого импульса и, не почувствовав его, торжествующе заорала еще громче: – Я люблю Жака! Не думала, что визит к палачу может быть таким приятным.
– Рад за вас и восхищен вашей верностью покойному супругу, но перейдем к серьезным вопросам, госпожа Дкежрак. Работа есть работа. – Палач говорил с необъяснимой доброжелательностью и окончательно покорил Элеонору своим дьявольским обаянием.
– Почему супругу? Почему вы вообще называете меня мадам Дкежрак? – Она вертелась в пыточном кресле, как непоседливый ребенок.
– Мне сказали, что вы жена хозяина «Эльсидоры». Простите, если я вас обидел.
– Наоборот, вы мне льстите.
– Яхта, на которой вы с Виктором, вашим сообщником, покидали планету, была вызвана с пирамиды? – Палач Никто начал допрос, без перехода и лишних предисловий.
– Да, – быстро ответила Элька, наученная горьким опытом предыдущего общения.
– Где сейчас яхта?
