проекта либо изобретения на протяжении целой жизни. Ко всем прочим преступлениям, вы позволили себе заниматься интенсивным умственным трудом на протяжении четырех с лишним часов. Хронологическая микросетка видна довольно четко, не правда ли, Мерв? На этом вот снимке отсчет времени 22.36, а вот тут – 03.18. Секунды не в счет, зачем мелочиться? Столетие, год, месяц и число прибор зафиксировал на обороте снимков.
Мерв так и заскрипел зубами от бессилия. Впрочем, зубовный этот скрежет был принят как должное Бинком и его подручными.
– Теперь, поселенец Мерв, разблокируйте уникальный ваш чулан. Внутри его порхают два приборчика из тех, что так не понравились вам. С божественными пятнышками на спинках.
– Там не может быть никого. Даже самой завалящей молекулы, – угрюмо ухмыльнулся Мерв.
– Опять ошибка, гражданин Мерв. Они там. Целехоньки. Они скрупулезно засняли процесс преступного разрушения вашей уникальной лаборатории, обращения всего ее содержимого в молекулярную пыль. Разумеется, с разверткой во времени. Не делайте удивленное лицо, поселенец Мерв. Им ваши ультрапрессы и субстерилизаторы нипочем. Как теплый июльский дождичек для их живых сестричек божьих коровок. – Бинк устало провел рукой по слипающимся глазам. – Кстати, я забыл вам предъявить разрешение на доскональный осмотр бунгало. Извольте взглянуть. Сегодня же вами займется Верховный Эмиссар нашей Лиги.
Небо на востоке расцветало огнями побежалости, чем-то напоминая работающие дюзы межзвездного лайнера. Угас Знак Всеобщего Успокоения – зеленый мерцающий нимб над стреловидным небоскребом. Многоцветные жилые дома и виллы, стадионы, храмы Красоты, дворцы Элегических раздумий медленно, торжественно поднимались на гравитационных платформах, кружились в небе, дабы опуститься на новое место. Каждое утро лик города преображался до неузнаваемости. «ДЕНЬ ПОЧИТАНИЯ СОСЕН» – обозначились в небесах письмена километровых размеров – название очередного обязательного для всех празднества. Пройдет несколько часов – и счастливые, довольные собою поселенцы выпорхнут на проспекты, площади, скверы. Город затопит кипящая волна карнавальных шествий, хоровых распевов, танцевальных братаний, речитативов во славу изящных чувств.
Верховный Эмиссар Лиги Умственного Труда – пожилой, дочерна загорелый, с благородной проседью в висках – восседал в старинном кресле под чрезмерных размеров стереокопией боттичелливской Венеры. Пред ним на овальном столе покоилась пухлая груда документов. То были черные папки с золотым тиснением на корешках, копии проектов и изобретений, микростереофильмы, донесения информаторов – короче, всего, что именовалось «делом Мерва».
– Располагайтесь поудобнее, Мерв, – негромко произнес Эмиссар и указал на роскошный диван, инкрустированный драгоценными каменьями. – Разговор предстоит долгий и, как вы сами понимаете, последний.
Вы уже давно, точнее – с юношеских лет, противопоставили себя обществу, и вот печальный итог – теперь вы законченный рецидивист.
– Выбирайте выражения, Эмиссар. Я не рецидивист. Я законченный изобретатель, если угодно, – огрызнулся Мерв, не подымая глаз.
– Это одно и то же. Как еще называть того, кто, пренебрегая законом, беспрестанно бомбардирует общество прожектами, предположениями, изобретениями. Вспомните, с чего вы начали. – Эмиссар раскрыл папку, пошелестел бумагами. – Начинали вроде бы невинно, благопристойно… Лунная катапульта… Турбозаградитель для самумов… Трансформатор ядовитых выхлопных газов и ароматические углеводороды…
– Углеводы, – поправил Мерв, любивший точность.
– А дальше – прямо оторопь берет… Джомолунгмоход – коляска для массовых экскурсий на высочайшую вершину мира… Выпрямитель полупараллельных миров. Поглотитель почти всех веществ…
– Кроме радиоактивных. Однако впоследствии я разработал приставку, которая позволила…
– Индикатор инвариантности пространства, – перебил Мерва Эмиссар. – Реализатор сновидений. Чего только не рождалось в вашем разнузданном воображении. Вас уговаривали, увещевали, предостерегали. Вы дважды побывали в долгосрочном отдохновении – сначала на Полуострове Непрерывных Радостей, потом в Оазисе Поголовных Удовольствий. Однако ничто не помогло. Это по вашему наущению летучие механизированные банды юнцов по ночам расковыривали бетонные автострады, а на их месте высевали цветы – лютики, незабудки, васильки и эти… как их… одуванчики.
– Не только лютики и одуванчики! Люцерну сеяли, рожь, сверхскороспелую пшеницу, – опять уточнил Мерв. – Движение за всепланетный перенос дорог возникло стихийно, я всего лишь идею подытожил, не более. Поймите: дороги занимают теперь около половины всей Марсианской поверхности. Почва, столетия лежащая под ними, плодородна, как на Земле во времена Адама и Евы. В прочих же местах она истощилась неимоверно, засорена удобрениями. Какой смысл закупать хлеб и мясо на Арктуре, Альдебаране? Достаточно перенести дороги на новое место, и, пожалуйста, получай рекордные урожаи!
– «Рекордные урожаи», – презрительно хмыкнул Эмиссар. – Чем альдебаранская снедь – мука, иль мясо, иль яйца – хуже наших? Ничем не хуже. Доставка продовольствия с ближайших к нам звезд отнюдь не обременительна для общества. Ко всему прочему, торговые налаживаются контакты, это кое-что значит. А вот ваша деятельность, Мерв, обрекает планету на бесконечную, бессмысленную реконструкцию. Дай вам волю – и все будет тотчас перерыто, перекопано, переставлено, передвинуто, перепланировано, переделано. Давно, давно пора было остановиться, Мерв!
– Остановиться в развитии равнозначно гибели, – процитировал Мерв любимую фразу. – Закон диалектики. Неукоснительный.
– Именно поэтому и обнародовали вердикт о строгом ограничении изобретений, – парировал Эмиссар. – Не мне объяснять вам, что законы природы в конечном счете исчерпаемы. Сейчас на Марсе шестьсот миллиардов бывших землян. Если каждый, подобно вам, начнет измышлять прожекты, даже гениальные, потомкам нечего будет изобретать. Позаботимся же о них, как пеклись о нас невежественные предки.
– Любопытствую, как они пеклись, предки-то невежественные?
– К примеру, возьмем древние Афины. Там каждый, кому заблагорассудится, мог выйти на центральную площадь и перед всем честным народом предложить любое нововведение, любой проект. Одобрили всегласно – получай в награду из рук верховной жрицы золотой амулет, знак высшего общественного признания. Отвергли проект – сие же мгновение вкуси яблока отравленного… Пораскиньте умом, Мерв, много ль находилось в древних Афинах охотников изобретать?
Эмиссар замолчал.
Молчал и посрамленный прожектер. Нежданно блюститель закона вновь заговорил:
– Архимед, Кеплер, Ньютон, Менделеев – в глубокой древности на той же Земле каждый обогатил науку одной-двумя великими идеями, не больше. А могли бы, ох как могли. Да не прельщались, видно, гении количеством. О качестве перво-наперво помышляли. И низкий поклон им: кое-что оставили и нам, грешным, над чем стоит голову поломать.
Мерв отвечал почти не размышляя:
– Не на одних Кеплерах да Архимедах свет клином сошелся. Случались и многогранные творцы. Герон Александрийский. Неттесгеймский Агриппа. Парацельс. Сансеверо Сансеверино. Леонардо да Винчи.
– Грешно не знать историю! – сурово отрезал Эмиссар, так что не должно было остаться сомнений: уж кто-кто, а он историю знает. – Да будет известно, что большую часть своих гениальных догадок Леонардо укрыл от современников, возможно, не желая отбивать у потомков хлеб насущный. Сколько уж веков минуло, а вот поди ж ты: историки то и дело натыкаются на проекты Леонардовы. Тут тебе и обводнение Сахары, и плазменный генератор, и подземный буер – всего не сочтешь. Хотите последнюю новость из Академии Леонардо? – Эмиссар провел ладонью по сиреневой панели сбоку стола, и сразу же металлический голос завещал как бы ниоткуда:
– Позавчера, 23 июля, неизвестный автор прислал в Академию электронно-оптическое устройство, которое позволяет проникнуть за горизонт картин Леонардо да Винчи. Не вполне понятным способом итальянский мастер сумел на своих полотнах добиться пространственного эффекта. Он запечатлел пейзаж
