— Молодцы! — воскликнула Оля. — Восемь тонн! Кто же это у них?
— Фашисты это почуют. Организации надо почаще давать о себе знать, — вслед за Олей заметил Кутковец.
— Диверсии готовить надо. Надо подобрать группу товарищей, обучить их.
— Это мы и стараемся делать, — снова взял слово Луць. — Если мне разрешат, я скажу коротко о наших планах.
— Говори, Иван Иванович! — разрешил Новак. — Я тоже думаю, что на эту сторону работы организации время нам обратить внимание. Из организационного периода мы вышли, пора шире развертываться.
Луць сообщил о готовящихся его отделом двух новых диверсиях. Одна из них, придуманная им самим, очень заинтересовала товарищей. Луць наметил отправку почтовых посылок в адрес гитлеровцев, находящихся в Германии. В посылку можно уложить что угодно, но одна вещь должна быть там обязательно: эта вещь — мина с часовым механизмом.
— Жаль, что таких мин у нас всего две штуки, — заключил он.
— Для начала две и пошлем, — предложил Новак. — Так сказать, в виде опыта.
— Это хорошо ты придумал, Иван Иванович, — одобрил Кутковец. — Я предлагаю первую посылку послать нашему гощанскому крайсландсвирту господину Кригеру.
— Так она же не дойдет до него, — сказала Оля, с улыбкой взглянув на Кутковца, — взорвется где- нибудь в дороге.
— Это жаль, — искренне пожалел Кутковец. — Наш Кригер для такого подарка адресат самый подходящий. Вы, Иван Иванович, на всякий случай возьмите его адресок на заметку. Если вдруг в дороге не взорвется, пускай в Гощу придет на его имя!
— Лучше уж пусть в вагоне взорвется. Или на складе. На это мы и рассчитываем, — пояснил Луць.
И все же Кутковец заставил Луця записать адрес гощанского крайсландсвирта.
После совещания, когда в квартире остались только Новак, Луць и Настка, Новак потушил свет и сказал:
— Все это хорошо, друзья мои. Разведкой мы занимаемся, Самойлов сидит у своего окошка и отмечает на бумажке, куда и откуда сколько прошло машин, узнаем и другие интересные новости, но как мы все это сможем использовать, куда эти цифры передадим?
Луць и Настка тоже думали об этом, и думали давно. Не первый раз говорили они об этом и с Новаком. Найти какой-нибудь партизанский отряд, хотя бы небольшой, но имеющий связь с Москвой, — это было и оставалось задачей организации, и, пожалуй, самой насущной из всех ее задач.
— Плохо у нас и с подрывными средствами, — посетовал Луць. — Мы заполучили три мины с часовыми механизмами. Одну использовал Федоткевич для диверсии на сахарном заводе, остальные две… Взрывчатки тоже мало…
— И литературы не получаем, — перебила мужа Настка. — И приемник один на всю организацию!..
— Ладно, — сказал Новак. — Будет нам с вами хныкать. Услышим что-нибудь из леса — пошлем людей на связь. — Он поднялся уходить. — А что до денег, то тут наша с тобой задача, Иван Иванович.
— Снижение себестоимости? — спросил Луць, уже не пряча улыбки.
— Вот, вот. Строгий режим экономии, — заключил Новак.
В эту минуту он снова был похож на того самого директора фабрики валенок пана Новака, которого не далее как сегодня столь дружески приветствовал господин Ляйпсле из виртшафтскоманды.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Иван Кутковец работал в Гоще в качестве агронома. Никогда он раньше агрономом не был. До войны он только учился на первом курсе агрономического факультета.
Кутковец разъезжает на велосипеде по селам, следит, чтобы вовремя был убран хлеб, дает советы и уже перестал удивляться своему новому званию «пан агроном», которым его кличут в селах и которое сперва, с непривычки, резало слух. Теперь он уже привык и, пожалуй, не променял бы должность агронома при гощанском крайсландсвирте ни на какие другие должности.
В самом деле, это была самая удобная работа, какую можно было придумать. И как только пришла ему в голову такая счастливая мысль! Впрочем, что же тут удивительного? Иван всегда был парнем смекалистым, и, когда после встречи с Новаком еще в октябре сорок первого стало ясно, что ему, Ивану, придется осесть в Гоще, он быстро сообразил, что первый курс в студенческом билете легко переделать на пятый. С исправленным документом он и прибыл в Гощу.
Закрепить свое положение Кутковцу помогло одно неожиданное обстоятельство. Застав во главе так называемой районной управы в Гоще матерого националиста, старого контрреволюционера Павлюка, Кутковец нашел простой способ с ним поладить. В июле в Ровно, сразу же после оккупации города немцами, бандеровцы, явившиеся вместе с ними, засадили Кутковца в тюрьму. Оказалось, кто-то из них знал, что он комсомолец. В октябре Кутковцу удалось выбраться из тюрьмы. Теперь, познакомившись с Павлюком, Кутковец перечислил ему одного за другим бандеровских заправил, о которых узнал, сидя в тюрьме. Перечислил и заявил, что прибыл в Гощу по их поручению. Павлюк на всякий случай предложил ему описать по внешности каждого из них. За этим, разумеется, дело не стало: память у Кутковца хорошая.
Так он стал агрономом в Гоще.
Почему именно в Гоще? А потому, что это родина Новака, Оли Солимчук, Карпа Белоуса и других старых подпольщиков, у которых остались здесь родственники и товарищи — надежные люди. Ну и потому, конечно, что Кутковца не знала здесь ни одна душа.
К началу сорок второго года он наладил прочные связи. Была у него связь с Филиппом Далюком, с Белоусом, с Олей Солимчук, с родными Новака. Брат Новака Иван и сестра Устя первыми стали помогать Кутковцу.
Вскоре у него появился и другой весьма влиятельный «помощник» и покровитель — в лице господина Эриха Кригера, нового крайсландсвирта местечка Гоща. Герр Кригер сразу оценил таланты Кутковца, в особенности же знание немецкого языка, пусть не очень хорошее, но вполне достаточное для районного агронома. Иван Кутковец стал главным агрономом Гощанского района и заодно личным переводчиком самого господина Кригера.
Неизвестно, что сказал бы по этому поводу старый Тихон Кутковец, как отнесся бы он к этой стремительной карьере сына под покровительством крайсландсвирта, если бы Иван заранее не предупредил отца, равно как и мать и обеих сестер, для чего он приехал в Гощу. Он не услышал от родных ни слова о том, что это опасно, что это может плохо кончиться для всей семьи… Нет, Тихон Кутковец, человек, всегда смотревший с надеждой на Восток, депутат Народного собрания Западной Украины 1939 года, сам благословил сына на подвиг.
Оказавшись районным агрономом, Иван стал подумывать о том, как подобрать себе подходящий штат. Ему долго не везло. Повезло лишь тогда, когда, забыв на время о штате, он занялся подбором людей для организации из бывших военнопленных, бежавших из лагерей. Тогда-то появились у него младший лейтенант Василий Савченко, лейтенант-танкист Дмитрий Колесов. Они и стали участковыми агрономами.
А Кутковец продолжал ездить по деревням, присматриваться к людям в самой Гоще… И правильно сказано в песне, что тот, кто упорно ищет, всегда найдет! В данном случае это особенно правильно. Ибо чем еще объяснить, что в оккупированном местечке, на виду у немцев и полицаев, в толпе, среди которой наверняка были провокаторы, безошибочно нашли один другого, нашли по глазам Иван Кутковец и Владимир Соловьев.
До войны Соловьев учился в аспирантуре нефтяного института в Москве. Начало войны застало его на Военно-Грузинской дороге. Он направлялся с группой студентов на учебную практику. А двадцать четвертого июня Соловьев уже ехал на фронт офицером артиллерийского полка, предварительно отправив в Москву находившуюся с ним на Кавказе группу студентов.
В 1941 году Соловьев участвовал в тяжелых боях за Киев, попал в плен. Вместе с другими военнопленными фашисты пригнали его в Ровно, в концлагерь.
Это был один из многочисленных лагерей смерти. Расположенный на окраине города, он был обнесен несколькими рядами колючей проволоки и усиленно охранялся. Помещением для военнопленных служил холодный гараж. Здесь, прямо на цементном полу, вплотную друг к другу лежали обессиленные люди. Но гараж не вмещал всех, кого пригнали в лагерь. Больше половины находилось на дворе, под мокрым снегом,
