— Не буду, отпустите... крест святой, не буду!
— Отпустите его сейчас же! Что вы тут вытворяете? — раздался строгий голос. Ребята обомлели. На мостике стоял учитель.
...В учительской Федька сопел и молчал. Он не хотел рассказывать, за что ему попало. Учитель отпустил его и молча взглянул на грязевских ребят.
— Иван Михайлович, — сказал Вася. — Мы ведь еще его не били, так просто попугали... Он со страху орал.
Иван Михайлович неожиданно улыбнулся:
— Я все слышал. Ну, что ж, заступники, идите и впредь меня не защищайте, я это умею делать сам.
Весь класс поддержал грязевских ребят. С Федькой никто не разговаривал. Даже его дружки Белозеров и Серов старались держаться поодаль.
Как-то Федька явился в школу и, широко улыбаясь, высыпал из кулечка на учительский стол немного конфет:
— Ребята, кто хочет ландринок, налетай!
Класс ответил гробовым молчанием. Серов с Белозеровым шагнули было к столу, но, оглянувшись на остальных, спрятали руки в карманы и, избегая Федькиного взгляда, поплелись на заднюю парту.
Федька зло дернул ворот новой рубахи.
— Пущай лежат... Иван Михайлович схрустает!
Вася молча взял тряпку и смахнул конфеты на пол. В класс вошел учитель.
— Что это под ногами хрустит? — удивился он.
Ребята молчали. Увидев конфеты, Иван Михайлович сразу догадался, в чем дело. Под усами мелькнула усмешка.
— Дежурный, — строгим голосом позвал он. — Почему в классе грязь?
Никитка вылетел из класса и через минуту явился с метлой на плече. Надувая щеки, чтобы не фыркнуть, он старательно замел конфеты на бумажку и, сморщив нос, вынес их вон. В классе послышались сдержанные смешки, но учитель застучал мелом по доске, и все стихло.
Буквари имелись только у Ефремова и Серова, остальные учились с доски. Иван Михайлович писал, а ребята списывали на свои грифельные доски. Иногда для того чтобы дети научились применять свою грамотность в жизни, учитель спрашивал их, какие вывески они прочитали на улицах. Ребята докладывали наперебой: «Бакалейная лавка», «Шорник», «Булочная»... Федька тоже поднял руку.
— Ну что ты прочитал, Ефремов?
Федька подмигнул Серову и ухмыльнулся:
— Самую хорошую вывеску: «Трактир».
Класс притих. Все почувствовали, что Федька опять старается досадить Ивану Михайловичу. И действительно, тот потемнел.
— Да, дети, — сдержанно сказал он. — Эта вывеска встречается чаще других, но это отнюдь не значит, что она самая хорошая, как утверждает Ефремов. Как раз наоборот... И я очень хочу, чтобы вы, когда станете взрослыми, не знали бы дорогу в это заведение...
Иван Михайлович снял очки и, протирая их, задумчиво смотрел куда-то поверх ребячьих голов. Видимо, близорукие, добрые глаза Ивана Михайловича увидели что-то очень хорошее, потому что лицо его прояснилось.
Вася даже обернулся, желая узнать, на что так пристально глядит учитель, но, кроме давно знакомой бревенчатой стены и щелястого шкафа с незакрывающимися дверцами, ничего не заметил.
...В большую перемену ребята высыпали на школьный двор. Щеголяя новой рубахой, Федька нарочно не надел свою синюю с барашковым воротником поддевочку.
Заложив руки за спину, он прохаживался по двору. Пуговицы на вороте горели точно золотые. Но никто из ребят не смотрел в его сторону. Федька замерз и направился в школу. В дверях он налетел на Тимошу. Не зная, на чем сорвать злость, дернул заплатку на рукаве Тимошиной рубахи.
— Эй ты, рвань коричневая, зашей себе рубаху!
Заморгав от неожиданности, Тимоша посмотрел на разорванный рукав, и крупные слезы одна за другой покатились по щекам... Расталкивая ребят, к Тимоше и Федьке кинулся Вася.
— Опять ревешь? — возмущенно глянул он на Тимошу и повернулся к Федьке: — Ты чего лезешь к человеку?
Федька отставил ногу и прищурился.
— Не очень, не очень... Так я тебя и испугался, лапотник!
— А ты кто такой, чтобы Тимохе рубаху рвать? Ты чего над его одеждой насмехаешься, жабья твоя душа!
— Дать ему, чтобы не фасонил!
— Задавала шлепоносая!
— Пусти, Вась, мы ему сейчас покажем! — галдели возмущенные ребята, надвигаясь на Федьку. Вася растопырил руки, загораживая Федьку.
— Ну если нам не велишь, так сам ему привесь! — чуть не плача просил Никитка.
Федька был уверен, что перед окнами школы ребята не посмеют драться.
— Дай ему, Вася! Привесь! — передразнил он. — Тоже мне, нашли вожака — Вася, Вася! А у Васи и фамилии-то нет. Кличка, как у собаки — Чапай! Чапь-чапь! У хороших людей таких фамилиев не бывает!
Задохнувшись от оскорбления, Вася ухватил Федьку за ворот и влепил звонкую оплеуху. Федька кинулся на Васю.
— Иван Михайлович идет! — крикнул Саша. Враги отскочили друг от друга.
Дома Вася сразу забрался к деду на печь. Со всеми своими горестями и радостями он бежал к дедушке Степану. Больше не с кем было потолковать о мальчишеских делах.
Гришанька был намного младше Васи. Старшие братья Михаил и Андрей вышли характером в отца, с ними не больно разговоришься... Подойти к отцу со своими заботами Васе и в голову не приходило. Суровое, всегда озабоченное лицо Ивана Степановича отпугивало мальчика. Дед Степан сам дивился угрюмому характеру своего сына. Вася не раз слышал, как мать горько жаловалась дедушке на отца:
— Уж я ли, тятенька, не работница, а все не угождаю Ивану Степановичу (она звала мужа по имени-отчеству). Слова ласкового не скажет, все срыву да со зла!
Дед гладил плачущую сноху по голове:
— Катя, не злой он, а нужда его грызет... Ворочает, ворочает, как медведь, а в доме все недохват да недоед!..
То, что Иван Степанович ворочал, как медведь, была истинная правда. Сила у него была богатырская. Как-то раз покуривавшие на завалинке мужики вздумали над ним подшутить.
— А слабенок ты, Иван! — подсмеивались они, имея в виду худое хозяйство Чапаевых. — Прямо сказать, слабоват!
Иван Степанович сделал вид, что не понял намека. Усмехаясь в густую бороду, он подошел к чьей- то лошади, бродившей по улице, подлез ей под брюхо и пронес ее на себе перед ошеломленными мужиками: «Ну-ка, гляди, народ, какая у Ивана Чапаева силенка!»
Мужики ахнули, а Иван Степанович, как ни в чем не бывало, опустил лошадь и уже без улыбки сказал:
— Ежели бы у меня столько счастья было, сколько сил, я бы, как дуб вековой, в землю врос, никакой буре не вывернуть!
Вася тогда даже покраснел от гордости за отца, а Иван Степанович, заметив сына, сразу насупился и приказал не вертеться под ногами...
Дедушка всегда находил для Васи ласковое слово.
— Деда, почему у нас фамилии нету?
