трех полетов стрелы все камни обращены в пыль, а все деревья изрублены в щепки. Теперь я решил голыми руками выдолбить в скале пещеру, и не пройдет и года, как я поселюсь в ней.
Настал черед другого бойца рассказать о себе. Был он серьезным и суровым и имел вид аскета.
– Долгие часы я провожу в размышлениях и медитации, – заговорил он. — С их помощью я научил дух управлять телом, и оно, слушаясь моей мысли, может стать стремительнее стрелы, летящей в цель, сильнее самого сильного зверя и податливее воды. Долгие годы я укрощал тело болью и лишениями, чтобы заставить его подчиняться духу. Этот тяжелый бой я веду каждодневно, ибо знаю, что если дам себе передышку, то тело мое возьмет верх над разумом...
Третий боец ничем не отличался от обычных людей, и если бы мудрец собственными глазами не видел, сколь искусен он в бою, то по облику и поведению никогда не заподозрил бы в этом человеке великого воина.
– Стыдно мне перед своими соперниками, – начал свою речь третий боец. — Волею судеб вот уже более пяти лет я не могу оттачивать свое мастерство так, как делают это они, потому что мне пришлось отправиться в путешествие по просьбе моего наставника, и лишь недавно я нашел то, что искал для него. Все это время, как только выпадал случай, я ел побольше и спал подольше, потому что не знал, что ожидает меня завтра. Прежде чем отправиться странствовать, я несколько лет работал по дому у своего Учителя, лишь изредка получая его уроки. Я и сам не могу понять, как мне удалось научиться стольким вещам. Как-то само собой происходит, что я проникаю разумом в суть вещей.
Настал черед мудреца сказать свое слово и решить, кто же из троих обладает наиболее ценным знанием. Немного подумав, старец изрек:
– Разумный предпочтет достижение цели меньшим потом, так как труд нам дарован для созидания...
В этой притче первые два бойца демонстрируют ярко выраженные жажды. Не зная подробностей их жизни, трудно судить, какая жажда или какой набор жажд направлял их действия. Может быть, это была жажда господина или жажда совершенства, жажда следования авторитету или жажда усложнения жизни. Тут могут быть замешаны жажда самолюбования или самоутверждения, а может быть что-то совсем другое. В своем чистом виде жажды проявляются достаточно редко. Обычно ведущая жажда человека представляет собой набор близких по типу жажд.
В данном случае нам не важно, какая жажда двигала этими бойцами, главное, что эта жажда искажала их картину мира и нарушала их внутреннюю гармонию, заставляя их маниакально фиксироваться на одной форме деятельности, усиливая и питая изначальное нарушение сексуальной энергии. Они были победителями, они упорно добивались того, чего хотели, но были ли они счастливы? Возможно, они и были удовлетворены собой и своими достижениями, но тяжкий каждодневный труд по преодолению себя вряд ли обеспечивал им значительное количество положительных эмоций и радости жизни.
Что ожидало их в будущем? Снова непрестанный каторжный труд по преодолению самих себя до тех пор, пока старость и немощь окончательно не победят их могучие тела? За всю свою жизнь они научились лишь одному – быть сильными и побеждать в битвах, но они не научились самому главному – они не
