просто вырубилась. И я рад. Значит, она не будет ко мне приставать, а мне не придется от нее отбиваться. Мы просто будем спать. Я до смерти устал. И я чертовски пьян. Мне одиноко. Мне так нужно прижаться к кому-нибудь. И я, прекрасно зная, как это может быть истолковано, прижимаюсь к Салли и осторожно обнимаю ее, стараясь не разбудить.
Меня будит стон.
Мой собственный стон.
С минуту я лежу неподвижно, просто лежу и наслаждаюсь приятным чувством, разливающимся от паха по всему телу. Мои губы размыкаются и шепчут: «Эми». Я протягиваю вниз руки и провожу пальцами по ее волосам. Слышу, как шумно она двигается. Приподнимаюсь к ней, и у меня снова вырывается стон. Чувствую ее трепетный язык, и мое тело непроизвольно изгибается. Я ее хочу. Хочу войти в нее. Прямо сейчас. Обхватываю ее, тяну к себе. Ее губы прижимаются к моим, я открываю глаза и тону в ее взгляде. Какую-то секунду не могу понять, что со мной.
Потом чувствую, что кончаю.
И меня кидает в дрожь.
Потому что это Салли, а не Эми. И я понимаю, что только что совершил самую большую ошибку в жизни.
8
ЭМИ
Джек опаздывает на два часа. Это 120 минут… 7 200 секунд.
Я знаю.
Я считала.
Соня, представитель «Солнечной радости», уже отметила всех остальных в своем списке и ушла к стойке паспортного контроля. Я остаюсь одна у стойки регистрации (которая вот-вот закончится), отчаянно вглядываясь в лица людей, что стоят в очередях на другие рейсы. И хотя новые сандалии безбожно трут, нервно шагаю из угла в угол.
Мои эмоции уже перешли все возможные стадии и границы.
7.15. Его нет = слабое удивление (нормальное мужское хамство).
7.30. Его нет = раздражение (можем не успеть сделать покупки в беспошлинной зоне).
7.45. Его нет = злость (славное начало отпуска).
8.15. Его нет = беспокойство (вероятность опоздать на самолет растет с каждой секундой).
8.45. Его до сих пор нет = паника (до вылета осталось меньше тридцати минут).
Теперь я просто боюсь.
Джек умер. Другого объяснения просто не может быть. Он был жестоко убит в гатвикском экспрессе, и теперь его неопознанный труп лежит где-то в огромной луже крови. Динамик останавливает скорбный ход моих мыслей:
«Заканчивается посадка на рейс СБООЗ до Коса. Просим всех оставшихся пассажиров пройти к выходу Д46».
— Слушай, Господи, — вслух бормочу я, но потом останавливаюсь, стараюсь придать голосу больше благочестия, — Дорогой Бог. Я знаю, что до сих пор не являла собой образец чистоты и сострадания, но я хочу измениться. Я обещаю тебе,
— Эми! — раздается голос Джека, и я вижу, как он мчится ко мне с билетами в руках.
Черт, не надо было про монастырь!
— Прости, пожалуйста, прости меня! — едва может выдохнуть он и протискивается мимо меня, даже не поцеловав.
— Что случилось? Где ты был? — ору я, разрываясь между желанием облегченно погладить его и зло пихнуть в спину.
Девушка за стойкой скептически оглядывает Джека, пока тот нервно роется в сумке в поисках паспорта. Достав его, он останавливается на секунду, чтобы перевести дух. Девушка смотрит на фотографию в паспорте, потом снова на Джека. Понимаю, сравнить холеного (и чего уж там скрывать, симпатичного) парня на фото и запыхавшегося замухрышку с мокрыми волосами и разглядеть в них сходство крайне сложно. Но потом Джек вспоминает о своем красном дипломе из Университета Обольстителей и выдает ей ослепительную улыбку, от которой обычно у любой дамочки коленки подкашиваются.
— Вы уже не успеете сдать багаж, придется взять с собой, — говорит девушка неохотно, но я-то вижу, что она растаяла. — Поторопитесь.
— Спасибо, — улыбается снова Джек. — Пошли! — командует он, закидывая сумку на плечо. Свой баул я с трудом отрываю от пола. Несмотря на советы Хел, у меня там практически весь гардероб и еще полмагазина «Бутс». Джек этого не замечает. Он рвется вперед, расталкивая других отпускников.
— Джек, подожди! — кричу я, но он и в ус не дует.
По закону подлости наш выход — самый дальний от регистрации. Тщетно пытаюсь подозвать носильщиков с тележками, которые вьются вокруг толстых мужиков с сумками для гольфа. Неужели не видно, что мне тележка нужна больше? Всем этим толстякам физические нагрузки только на пользу.
Бесполезно. Век благородных рыцарей канул в Лету. Я вперевалку семеню за Джеком, который явно решил готовиться к Лондонскому марафону. Минут через пять, все еще не преодолев и половины пути к выходу, в изнеможении приземляюсь на двигающуюся дорожку, хватая ртом воздух. Сердце колотится где- то в горле.
— Давай, вставай! — кричит Джек. У него еще хватает наглости орать на меня. — Мы же опоздаем на самолет!
— Не могу… У меня сумка…
Я подъезжаю к Джеку, он вырывает у меня сумку и взваливает ее на второе плечо.
— Эми! Что у тебя там?
— Кирпичи! — злобно взвизгиваю я.
— Кирпичи?..
— Чтобы гостиницу построить, понятно? — рычу я, мне жутко хочется его прибить. Скидываю сандалии и бегу за Джеком.
Соня громко прицокивает, когда мы врываемся в переход к самолету. Ее оранжевый загар на свету имеет какой-то зеленый оттенок.
— Вам придется сидеть порознь, — объявляет она и улыбается. — Желаю солнечного и веселого отпуска.
Я представляю себе, как она будет выглядеть с выбитыми передними зубами.
С Джеком мы сидим по разные стороны от прохода. Я втискиваюсь в самое экономное кресло из всего экономического класса в истории авиации и запихиваю свою сумку под ноги.
Мои пятки стерты в кровь, плечи раздавлены, все болит, я дышу как загнанная лошадь, поэтому не сразу замечаю, что рядом со мной сидит Адский Ребенок. Исчадие ада, дитя Сатаны. Он зловеще улыбается мне, потом открывает рот и издает такой пронзительный вопль, что на секунду мне кажется, будто самолет сейчас от страха сложит крылья.
— Ой, да заткнись ты! — орет ему храбрая блондинка, сидящая у окна, я в ужасе сжимаюсь. Она роется в спортивной розовой сумке и достает оттуда соску. Обтерев соску о джинсовую мини-юбку, блондинка сует ее в рот ребенку. — Еще одна такая выходка — и ты вылетишь в окно, — рычит она. Судя по взгляду, блондинка не шутит. — Ты меня понял, Даррен?
Даррен быстро бьет меня соской по ноге и отрыгивает какую-то мерзкую жидкость мне на руку. Напомните, чтобы я связала свои фаллопиевы трубы противозачаточным узлом.
Обычно я люблю летать. Мне нравятся все эти бесплатные пакетики, которые раздают в полете, и дешевая еда в самолетах. Мне нравятся старомодные плюшевые мишки в беспошлинных отделах и бессмысленные статьи в журналах. Я люблю струйки холодного воздуха из кондиционера над головой и наушники с радио. И противные освежители в туалетах, и педальки для смыва.
