Итак, смерть Его есть жизнь всех. Смертью Его знаменуемся, смерть Его возвещаем и проповедуем, когда молимся и приносим жертву: смерть Его есть победа, таинство и годовое празднество мира. Что скажем еще о Его смерти, когда учит нас Божественный пример, что одна смерть искала бессмертия и сама себя искупила? Почему не обязательно соболезновать о смерти, ибо причиной есть общее спасение, не надо убегать ее, ибо Сам Сын Божий не погнушался ею. Порядок природы ненарушим, и что есть общее всем, то не может быть исключено в каждом.
Смерти не было в природе, но обратилась она после в природу. Ибо сначала Бог не установил смерти, но дал ее вместо лекарства. Вникнем в это нашим рассуждением, да не покажется кому противно. Ибо когда добро есть смерть, для чего написано: Бог не сотворил смерти; но завистью диавола вошла в мир смерть ? (Прем 1:13 и гл. 2:24.) В самом деле, творению Божию смерть была не нужна когда человек, будучи в раю, был награжден всеми благами, но по грехопадении, жизнь человеческая всегдашними трудами и несносными стонами сделалась несчастной, почему понадобилось определить конец злым, понадобилось, чтобы смерть возвращала то, чего жизнь лишилась, ибо бессмертие без благодати более тягостно, нежели полезно.
Смерть эта происходит не от природы, но от злости: природа остается, злость умирает. Восстает, что было; и о, когда бы восстало, как от греха свободно, так чуждо и прежней вины! Что смерть зависит не от природы, доказывается тем самым, что будем мы те же, какие были. Посему или наказание за грехи наши понесем, или получим благодать за добрые дела. Природа восстанет также, как апостол говорит: мертвые во Христе воскреснут прежде; потом мы оставшиеся в живых, вместе с ними восхищены будем на облаках в сретение Господу на воздухе, и так всегда с Господом будем. (1 Фее 4:16,17.) Те — первые, живущие же — вторые; они с Иисусом, и живущие через того же Иисуса.
Итак, нет причины бояться смерти и соболезновать о ней, когда жизнь, взятая от природы, обратно ей возвращается, или расточается на должность, которая предполагает веру и добродетель. Ибо никто сам себе не желал, чтобы так пребыл. Об Иоанне говорили, что обещано ему бессмертие, но этого ему не дано. Слова понимаем, мнения же о них производим сами. Сам Иоанн признается, что не обещано ему не умереть, чтобы пример этот не послужил другому к тщетной надежде. Когда желать того есть дерзновенная надежда, насколько дерзновенно безмерно сожалеть о событии обыкновенном.
Язычники утешают себя, по большей части, или правом природы, или бессмертием души, или тем, что бедствия суть всем общие. О, когда бы они были в этом мнении постоянны и бедную душу не переменяли бы в разные смешные виды! Нам же, участью которых является воскресение, что творить подобает? Этому воскресению многие не верят, хотя благодати его отрицать и не могут. И для того постараемся доказать его всеми возможными способами.
Всякая вещь вероятна бывает или по разуму, или по примеру, или по тому, что так ей прилично. Опыту, например, положено заниматься тем, что, мы движемся; разум рассуждает, что движущее одарено особенной силой; пример — это когда из того, что поле дало плоды, примечаем, что и впредь даст; прилично — не оставлять дел добродетели и там, где вовсе не надеемся на какой–нибудь результат.
Надежда воскресения утверждается тремя доказательствами: разумом, всеобщим примером, свидетельством события, ибо многие воскресли. Разумом: ибо как вся наша жизнь состоит в сообществе тела и души, воскресение же будет наградой за добрые дела или казнью за нечестивые, то нужно воскреснуть телу, дела которого вместе судимы будут. И поскольку душа предстанет суду без тела, то когда надлежит дать ответ за себя и за тело?
Воскресение обещано всем, но потому с трудом ему верят, что оно не наша заслуга, но Божий дар. Надежду воскресения утверждает сам мир, состояние вещей, порядок родов, следующих один за другим, знаки рождения и смерти, перемену дня и ночи, следующих каждый день одно за другим. Сама земля не могла бы давать своих плодов, если бы влажность, испаряемая жаром солнечным по Божескому расположению, не восстанавливалась бы ночной росой. Что скажу о плодах? Не умирают ли они, когда упадают, и не воскресают ли, когда вновь возрастают? Что посеяно, то воскресает, и что умерло, то восстает и преображается в те же роды и виды. Как земля возвращает свои плоды, так и наша природа подражает тому же виду воскресения.
Почему сомневаешься, будто тело от тела не может воскреснуть? Сеется зерно, и восстает зерно; упадет яблоко, яблоко же и воскресает: зерно украшается цветом и облекается кожей. Ибо тленному сему надлежит облечься в нетление, и смертному сему облечься в бессмертие. (1 Кор 15:53.) Цвет воскресения есть бессмертие и нетление. Ибо что вожделеннее быть может вечного покоя и безопасности? Эти плоды суть многоразличны, которыми человеческая природа изобилует по смерти.
Но удивляешься, каким образом сгнившее примет крепость, рассеянное соединится и потерянное будет восстановлено. Не удивляешься, каким образом семена, разрушенные паром и стеснением земли, зеленеют, ибо они, соединясь с землей, разрушаются и сгнивают, а потом, оживлены будучи соком земным и жизненным неким жаром, испускают дух зеленеющей травы. Потом возрастают помалу в стебель, и природа, как попечительная матерь, распределяет им особенные места, чтобы через то защитить их от жестокого мороза и излишнего солнечного жара; самый также плод, как бы из пеленок еще исходящий, ограждается колосьями, чтобы не мог его выбить дождь, рассеять ветер, и не склевали бы его малые птицы.
Итак, почему удивляешься, что земля принятых в недра свои людей снова возвращает, когда она принятые семена оживляет, восстанавливает, облекает, ограждает и защищает? Перестань сомневаться, что залог рода человеческого вера поручает земле, которая порученные ей семена с избытком возвращает и также залог рода человеческого не удержит у себя. Деревья возрастают от семени положенного, и воскрешают своим ожившим плодородием сгнившие плоды, давая им прежний вид, и это перерождение, продолжающееся многие годы, долговременностью своей побеждает самые века. Сгнивает ягода, восстает ветвь; сажается ветвь, рождается дерево. Или Божеское провидение касается только восстановления деревьев, о людях же нет никакого и попечения? Когда Бог не попускает погибать тому, что дал к употреблению человеческому, то попустит ли погибнуть человеку, созданному по образу Его?
Но невероятно тебе кажется, чтобы мертвые оживали; Безрассудный! то, что ты сеешь, не оживет, если не умрет. (1 Кор 15:36.) всякий сухой плод, посеянный, воскресает. Но, говоришь ты, имеет он в себе сок. — Да и наше тело имеет кровь, имеет свою влажность, это есть сок нашего тела. Некоторые, рассуждая, что сухая ветвь не может возрасти, заключают то же и в отношении нашей плоти. Но плоть наша не суха, ибо всякая плоть от земли, земля же исполнена влажности. Сверх того, многие вещи рождаются и от сухой песчаной земли, ибо сама земля достаточную имеет в себе влажность. Или в человеке только переменяет свое свойство земля, рождающая всякую вещь? Из этого явствует, что то более по природе бывает, нежели против природы: по природе все рождающееся воскресает, а погибать — против природы.
Язычники, смущаясь, большей частью дерзают возражать: каким–де образом может быть, чтоб земля возвратила тех, которые поглощены или морем, или растерзаны зверями? Через это, кажется, сомневаются они не о самом воскресении, но о части его. Положим, что растерзанные тела не воскреснут, а воскреснут прочие, через это также не опровергается воскресение, когда исключается одно условие. Однако удивляюсь я, что и в этом сомневаются, как бы не все сущее от земли возвращалось опять в землю и на землю допускалось. Самое море поглощенные им тела человеческие, бия волнами, по большей части выбрасывает на берега. Но когда бы и этого не было, трудно ли соединить рассеянное и совокупить расточенное Богу, Которого слушает мир и Которому, повинуются немотствующие стихии? Не большее ли чудо оживить персть земли, нежели соединить ее?
В Аравии находится птица именем Феникс, которая после смерти своей вновь оживает; только не верим тому, чтобы люди могли воскресать. Повествуют, что птица эта, прожив определенные ей пятьсот лет и, предвидев естественно конец своей жизни, делает себе гнездо из ладана и смирны и других благовоний и, совершив свое дело, входит в это гнездо и умирает. После того, от влажности этой птицы рождается червячок и понемногу возрастает в тот же вид, и, получив крылья, начинает возобновленную свою жизнь отправлением должности благочестия. Ибо гнездо это или гроб с телом переносит из Эфиопии в Ликаонию, и таким образом тех мест жители по воскресении этой птицы познают, что пятьсот лет миновало. Некоторые же думают, что эта птица сама зажигает свое гнездо и снова из пепла оживает.
Но поскольку свойство природы многоразлично, то, может, и вера эта сомнительна и, может быть, дух наш возвращается в начало своего происхождения. Мужчинам и женщинам человеческий состав известен и, хотя кому и неизвестен, однако все думаем, что рождаемся из ничего, будучи столь малы, столь велики
