равноценных, как заверил Якир своего друга-кинематографиста, если не считать Примакова, которого Сталин, конечно же, не имел в виду. С этим списком Довженко пошел к Косиору, который дополнил его именем самого Якира и вернул Довженко с замечанием, что Сталин не имел в виду живых, а он сам никому не отдает предпочтения. Так что пришлось все же Довженко уточнять вопрос об украинском Чапаеве с самим вождем.
[22]Замученный Шмидт оговорил себя, но не назвал ни одного имени.
[23]Артур Христианович Артузов (Фраучи), корпусной комиссар, зам. начальника разведуправления РККА, выцарапавший свой приговор Сталину на стене тюремной камеры, арестован был 13 мая 1937 года. С арестов политсостава и началась чистка РККА, причем арестованных нередко тут же расстреливали (с лета 1936 года). Ходит сказка, что автор легендарной операции 'Трест' Фраучи-Артузов, противился вождю в вопросе о судьбе польских офицеров. Если так, то легенда берет свое начало в лживой Большой советской энциклопедии, датирующей смерть Артузова июлем 1943 года. Что и говорить, хотелось бы, чтобы, как и немцы, что бросили свои жизни против жизни Гитлера, Артузов был тем советским святым, что встал между Сталиным и поляками, жертвами Катыни, ценою жизни отделив преступления вождя от воли народа. Увы, историю можно фальсифицировать, но нельзя изменить. Артузов не дожил до оккупации Польши, его расстреляли 21 августа 1937 года, сразу по вынесении приговора. Мотивы столь раннего его ареста (до Якира со товарищи) неизвестны, но ясно одно: тогда брали подлинных недругов вождя. Не исключено, что Артузов, разведчик, получил данные из-заграницы о готовящейся чистке армии и пытался противодействовать злодейству вождя.
[24]В Киевском и, особенно, Одесском военном округах и на флотах. В качестве примера можно привести начальника штаба Одесского военного откруга генерал-майора (впоследствии маршала) Захарова. Да и Черноморский флот больше считался с данными разведки, чем с данными Москвы. Таких примеров много, и эти гнезда готовности сыграли свою роль в начале войны.
[25]Тухачевского в каком-то выступлении Сталин назвал 'демон Гражданской войны' (что звучит двусмысленно). Двусмысленностей с Якиром он не допускал. Военные парады традиционно принимались на конной выездке. Но у Якира был больной позвоночник, он не мог сидеть на коне. Для него вождь сделал единственное в Красной Армии исключение. Специально куплен был роскошный кабриолет, кажется, 'Паккард', и командующий КОВО принимал парад и объезжал войска, стоя в машине. А Сарре Лазаревне Якир вождь в феврале 37-го отечески внушал беречь мужа, 'он чрезвычайно ценный для нас человек'. Вероятно, это и вызвало к жизни легенду, что к Якиру вождь особенно благоволил.
[26]Единственное, что нашел сказать о Якире писатель Э.Радзинский в своей книге 'Сталин'.
[27]Станислав Косиор пережил Иону Якира менее, чем на два года.
[28]Фальшивка, судя по всему, сфабрикована все же была, но не в СССР, а заграницей - так называемый документ Еремина. Работа была - на всякий случай, наверное, - грубая и от нее за версту разило реабилитацией Сталина. Факт сотрудничества с охранкой разумно не скрывался, иначе не о чем было бы и говорить, но настойчиво подчеркивалось, что Сталин (во всем документе, датированном 1913 годом, он лишь раз назван Джугашвили, все остальное -Сталин. В 1913 году!) совершенно порвал все отношения с охранкой. Двусмысленность документа позволяла любые манипуляции и дала бы Сталину, в случае его публикации, отличные шансы для защиты от предъявителей, да еще и с оборотом вины на них самих.
[29]Черный юмор ситуации в том, что Куйбышев и Орджоникидзе и сами к тому времени успели уже наломать дров и выйти далеко за уровень компетенции, каждый в своей сфере - Куйбышев в Госплане, а Орджоникидзе в тяжелой промышленности. Но там критиковать их было некому, поскольку критиков уничтожили, как врагов народа, уже к тому времени. Так-то!
[30]Совсем как у немецких генералов. По свидетельству современников, разочаровавшись в Гитлере, фон Фритч отказался от мысли прибегнуть к вооруженной силе для свержения фюрера. Это могло привести к кровопролитию, которого он не желал даже для спасения своей чести.
[31]И снова параллель с мучениками-немцами, которых упрекали в небрежной подготовке покушения на Гитлера, что, дескать, и привело к затяжке войны, к страшным жертвам и разрушениям 1944 -1945 г.г. Словно участники покушения сами не понимали, насколько тщательно надо готовиться. Словно их время не было ограничено напряженными условиями службы и военными обязанностями, которые они столь блестяще и неукоснительно выполняли.
[32]Интересно, что, когда поставленный на место Я.Гамарника Мехлис прибыл в 1938 году на Дальний Восток с громадными полномочиями, Блюхер, который уже чувствовал занесенный над ним топор, не только не оказывал новому начальнику ГлавПУРа тех знаков внимания, какие всегда почтительно и с радостью оказывал Гамарнику, но, даже зная, чем рискует, вовсе отстранился от общения с ним.
[33]18 февраля 1937 года. зам. главного редактора журнала 'Россия на стройках' М.С.Кусильман волей случай первым оказался в кабинете наркома после рокового выстрела. Он намекнул мне о страшном подозрении, когда я беседовал с ним, собирая материал для книги о Цезаре Куникове. Дело было в 1974 году, задолго до перестройки, и Кусильмана трудно обвинять в осторожности.
В.Рапопорт и Ю.Геллер ставят смерть Орджоникидзе в связь с расстрелом Зиновьева и Каменева, которым Сталин обещал жизнь за лояльное поведение на процессе. Говорят, тогда-то, после их расстрела, лучший друг вождя спохватился и встал на дыбы. Смерть сразила его за неделю до открытия важнейшего для Сталина пленума ЦК. Армия была еще не тронута. Есть основания полагать, что, выступи Орджоникидзе на пленуме против Сталина, у него нашлись бы сторонники среди людей, способных поддержать его не только морально. Что опять же рисует Серго в лучшем свете: он не скрыл своих чувств и намерений, как годами скрывал их Сталин.
[34]'Гигант Криворучко, командовавший 2-м кавкорпусом после Котовского, отличался непосредственностью и необузданным нравом. Он боготворил Якира, который, кстати, очень мягко, по- отечески относился к его кавалерийским выходкам. В других обстоятельствах Криворучко, не задумываясь, отдал бы жизнь за командарма. Здесь он смолчал… Позже, в застенке, проявилась натура Криворучко. Он схватил следователя и задушил, потом долго, действуя его телом, как дубиной, отбивался от охранников - пока не был застрелен' (Рапопорт и Геллер, стр. 304).
