счастливо улыбнулся:
— Пор-ря-док! Дайте воды напиться.
Я поторопил:
— Ну, говори же…
Владимир поджидал Николая в сквере напротив хлебозавода. Около старого кладбища они встретили Прищепу и Парфимовича.
— Оружие у всех есть? — спросил политрук.
— Есть, — ответили ребята.
— Мы с Николаем зайдем во двор, и вы будете находиться по обе стороны дома. Старайтесь не привлекать к себе внимания. В случае опасности дадите нам знать.
Владимир и Николай пошли впереди, а тезки двигались метрах в семидесяти позади.
— Вот этот двор, — прошептал Николай и кивнул вправо.
— Я уже здесь утром проходил. Ты точно обрисовал это место. Пройдем до переулка, осмотримся, — сказал политрук, глядя перед собой.
— Во дворе на скамейке сидит мужчина с костылями. Сидит один, — доложил Николай и оглянулся. Прищепа остановился почти напротив дома Короткова, сел на скамейку и начал лузгать семечки.
Владимир и Николай, дойдя до переулка, немного постояли и повернули обратно.
— Ты, Коля, в разговор не вступай. Если задам вопрос, отвечай коротко и ясно. Пошли.
Дом, в котором жил Коротков, находился в глубине двора, а от улицы, сразу за забором, начинался сад. Во дворе колодец, в нескольких метрах от него, ближе к дому, длинная скамья на вкопанных в землю столбиках. На ней — худой мужчина лет пятидесяти, из-под фуражки выбиваются седые волосы. Лицо доброе, но нахмуренные брови придавали ему суровость. Глаза голубые, слегка навыкате, взгляд грустный.
— Здравствуйте, Александр Яковлевич. Разрешите, пожалуйста, водички напиться.
— Здравствуй, племя молодое… — ответил мужчина. — Утолите жажду. Кружечка вон там.
У колодца на дереве висела алюминиевая кружка. Тут же рядом на камне стояло ведро с водой. Владимир зачерпнул больше половины кружки, посмотрел на Николая и, поняв, что тот пить не хочет, мелкими глотками осушил ее и повесил на прежнее место. Хозяин внимательно наблюдал за гостями.
— Еще чем-либо могу быть полезен?
— У вас в доме посторонних людей нет? — вместо ответа спросил Владимир.
— В доме нет никого. А кто вы, собственно, такие и по какому праву учиняете мне допрос?
— Мы — партизаны, — глядя в глаза собеседника, твердо и отчетливо сказал Владимир.
Александр Яковлевич побледнел, достал из кармана немецкий носовой платок с синими разводами, вытер лицо, откашлялся.
— Ничего не понимаю… Я не ослышался?
— Нет. Мы — партизаны и пришли к вам с предложением: дайте согласие быть бургомистром.
Коротков еще раз вытер платком лицо, посмотрел на молчавшего Николая, растерянно сказал:
— Вы садитесь, а то как-то неловко получается: я сижу, а вы стоите. Давайте спокойно разберемся. Я, знаете, не пойму вашей миссии… Почему я должен верить, что вы именно те, за кого себя выдаете. Если вы действительно партизаны, то зачем вам нужно, чтобы я стал бургомистром. Вам-то прок от этого какой?
— Вам, конечно, известно, что в городе действует подпольная организация. Мы ее представители. Документов, кроме этих, у нас, естественно, нет.
Владимир извлек из-за пояса пистолет и как бы между прочим переложил его в карман брюк. Николай хотел скопировать товарища, но удержался. Он ловил каждое слово политрука, поглядывая в сторону улицы.
— Оружие имеют и полицейские. Я вправе думать о вас что угодно. Где гарантия, что вы не провоцируете меня? Я не люблю бездоказательных утверждений, и верить вам у меня нет оснований.
Александр Яковлевич испытующе смотрел в глаза Владимиру. Политрук выдержал пристальный взгляд. Коротков заметил, что мимо двора прошел парень, явно не из любопытства посмотревший в их сторону.
— Тот гражданин тоже с вами? — последовал вопрос.
— Да, там наши товарищи, — сказал Владимир, напряженно думая, как быть дальше, каким образом можно убедить умного, осторожного человека в том, что они не провокаторы, не ищейки, а именно те люди, за которых себя выдают?
— Вы Семена Семеновича Дымаря знаете? — глухо спросил Владимир.
— Преподавателя математики? Конечно, знаю.
— Это мой отец.
Брови Короткова поползли кверху, лицо выразило одновременно удивление и недоумение. Политруку показалось, что недоверие у собеседника проходит.
— В этом вы можете легко убедиться. Мы теперь живем на Ленинской улице, около тринадцатой школы.
— Я знаю, — рассеянно обронил Коротков и, оживившись, спросил: — Но откуда вам известно о моем назначении бургомистром?
— Наши люди работают в полиции и в бургомистрате. Вообще для многих горожан это уже не секрет. Если согласитесь с предложением коменданта и будете поддерживать с нами связь, вы принесете пользу многим, окажете большую услугу подпольщикам и даже Красной Армии. Если же откажетесь стать бургомистром, то немцы вас уничтожат. Мы не верим, что вы можете быть предателем, изменить Родине. Не будь у нас уверенности в вашем патриотизме, мы не вели бы с вами переговоры. Немцев скоро вытурят отсюда, и каждый патриот должен всячески способствовать этому.
Александр Яковлевич опустил голову и, глядя в землю, задумался. Сомнения, а возможно, и страх, владели им. Столько неожиданного сразу свалилось на его седую голову: предложение коменданта, приход партизан…
— Вы меня поставили в более сложное положение, чем комендант: он дал на размышление три дня, а вам надо давать ответ незамедлительно.
Николай, поглядывая то на политрука, то на Короткова, чувствовал, что Александр Яковлевич все больше и больше проникается доверием ко всему, о чем говорил Владимир.
— Конечно, без риска не обойдется. Даже будучи бургомистром, если и захотите сделать что-нибудь доброе для горожан, без доверенных людей вам не обойтись. Вы вынуждены будете искать надежных товарищей и можете стать жертвой провокации. Ваша первая задача: согласиться стать бургомистром. О вашей связи с нами будут знать всего лишь несколько человек. В бургомистрате есть наши люди, но первое время с вами будут встречаться я или же он.
Владимир глазами указал на Николая, который почему-то встал со скамьи, смущенно представился:
— Николай.
— Вам завтра в котором часу комендант назначил свидание? — спросил Владимир таким тоном, словно Коротков уже согласился выполнять задания подпольщиков.
— В десять часов я должен быть у Брандеса, — ответил Александр Яковлевич.
— По пути в комендатуру можете зайти к моим родителям удостовериться — я их единственный сын, но о нашей встрече не говорите. Через несколько дней я наведаюсь к вам. Позволите?
— Ваша просьба звучит как приказ, — грустно сказал Коротков. — Можете зайти, но прошу не забывать, что я пока еще не связал себя никакими обязательствами. Дайте мне время все осмыслить, а пока будем считать наш разговор несостоявшимся. О вашем визите я, естественно, никому не скажу. Прощайте.
— Мы верим, что вы советский человек, патриот своей Родины, и люди вам скажут спасибо за добрые дела.
Ребята поднялись, вышли со двора, оставив Короткова в раздумье. Надо сказать, что за время оккупации немцы в Константиновке назначали несколько бургомистров и дольше других им был Вокар, маленький вертлявый человек, с лысой, как бубен, головой. Пошел он в бургомистры сразу, по-первому же предложению коменданта. Вокар услужливо подписывал любой приказ или распоряжение гитлеровцев, не
