На полотно взобрались мигом. Парфимович и Прищепа быстро и почти бесшумно заложили под рельс мину.
— Уходите, а я останусь, — распорядился Парфимович, которому поручено было взрывать мину.
Николай и Прищепа скатились с насыпи. Отбежав к небольшой балке, залегли. Всматривались туда, где остался друг. Было тихо до жути. Но вот еле заметно вздрогнула земля, донесся шум. Показался слабо освещенный паровоз, и в этот момент с насыпи кубарем полетел Парфимович. Очутившись около ребят, он тяжело упал и, поднявшись на руках, смотрел на мчавшийся мимо эшелон.
— Что такое, что такое? — непонятно у кого растерянно спрашивал он.
— Наверно, что-то неисправно, — ответил Николай и грустно добавил: — Бывает.
— Четыре дня тому я за городом взорвал толовую шашку. Все было нормально… Что же могло случиться? — недоумевал Парфимович.
— Пошли заберем заряд, — недовольным тоном отозвался Прищепа. — Все надо сделать аккуратно, чтобы обходчики ничего не заметили. Через несколько дней снова попробуем.
Ребята забрали мину, тщательно подровняли гравий и, понурив головы, двинулись к городу.
— Это я невезучий, — после долгого молчания проговорил Николай. — Фатальное невезение.
Домой ребята добрались благополучно. Узнав о несостоявшемся взрыве, командир вскипел, но вид у ребят был такой удрученный, что он тут же остыл, и даже начал подбадривать неудачников. Руководством подполья было решено, что Парфимович снова подготовит заряд и попытается взорвать. Николаю поручили новое задание.
Через несколько дней Парфимович и Прищепа с Анатолием Низдвецким подорвали дорогу: паровоз и двенадцать вагонов с военной техникой полетели под откос. Почти сутки потребовалось для ремонта железнодорожной магистрали.
Узнав о совершенной диверсии, Николай бурно радовался, хвалил ребят и мечтал:
— Выполню задание в Новоселовке, попрошусь на взрыв дороги.
Село Новоселовка примыкало к северной окраине города. Нашему руководству стало известно, что там находится склад с оружием. Николаю поручили все разведать. Вскоре он докладывал:
— Солдат немного. Человек тридцать — сорок. Живут по хатам. В бывшей колхозной конюшне разместили склад. Я видел, как привезли на машинах новые велосипеды, пулеметы, разные ящики. Дверь закрывается на замок. Подступы удобные, можно подойти незаметно. Охрана слабая. По улице ночью прохаживаются два фрица. Когда они сменяются, еще не установил. Сегодня выясню.
— Все хорошо, — ободряюще сказал Стемплевский. — Немцы в селе напуганы, постарайся их не всполошить. Еще раз проверь все, а я потолкую с товарищами о времени операции.
Николай, пристроившись к уставшему меняльщику, добросовестно тащил его тележку. Отдыхать остановились у колодца, откуда хорошо был виден склад, кухня в соседнем дворе, две автомашины, спрятанные в зарослях бузины. — Напившись воды, меняльщик взглянул на скрывающееся за горизонтом солнце, засуетился: надо завидно добраться до города. Николай прошмыгнул между домами и залег в небольшом рву, скрытом высоким густым кустарником. У него были немецкие наручные часы со светящимся в темноте циферблатом.
Двое солдат с карабинами через плечо и в касках появились в девять часов. Громко разговаривая, ходили по середине улицы. Где-то недалеко играл аккордеон, оттуда доносились пение, смех. К полуночи все смолкло.
Патрульные остановились около колодца, закурили и двинулись дальше. Николай подполз к двери склада, достал связку ключей, начал открывать замок. Три ключа не подошли, но четвертый с легким скрежетом дважды повернулся. Закрылся замок также легко. В несколько прыжков Николай очутился в своем укрытии. От радости потер ладони. «Порядок!» — вырвалось у него, и собственный голос испугал.
Патрули сменились в час ночи, Николай с легким сердцем пошел к городу.
К исходу следующего дня вблизи Новоселовки на берегу реки Кривой Торец встретились Анатолий Стемплевский, которому было поручено руководить операцией, Владимир Дымарь и пришедшие позже Николай Абрамов, Виктор Прищепа и Анатолий Низдвецкий. Ребята были вооружены пистолетами, у командира и Николая были еще и гранаты, а у Низдвецкого и Прищепы — финские ножи. Настроение было приподнятое, веселое. Николай, сняв пиджак, сделал стойку на руках, походил колесом. Шутили, вспоминали смешные истории и, вообще, вели себя беззаботно.
Вдруг командир посерьезнел, остановил всех. Приказал:
— Первыми пойдут Коля и Володя. Потом мы — втроем. Сбор в саду у тополя.
Лица ребят посуровели. Анатолий Низдвецкий, посмотрев многозначительно на друзей, улыбнулся и достал из кармана небольшую жестяную коробку. Две тонкие плитки шоколада были разделены с аптекарской точностью.
— Пойдем потихоньку? — спросил политрук, трогая Николая за плечо.
Они сразу растаяли в летней ночи. Вскоре за ними последовали остальные. Встретились в условленном месте. Добрались ползком до зарослей бузины и там залегли. Склад был совсем рядом. Патрульных не было видно. Николай тихо прошептал:
— Я с Виктором поползу к складу. Оттуда просматривается улица.
— Давайте, — разрешил командир.
Патрульные сидели на толстом большом бревне, лежавшем на улице недалеко от колодца. Вспыхивали желтые огоньки сигарет, едва слышалась немецкая речь. Солдаты встали, залопотали громче и прошли мимо ребят.
— Смотри за ними, а я отомкну склад.
Замок поддался легко, беззвучно. Николай подал сигнал, и ребята сразу же оказались рядом. Дверь жалобно скрипнула и отворилась. Уже находясь в складе, командир сказал Николаю:
— Иди к Виктору. Смотрите за фрицами. Мы быстро справимся.
Виктор с пистолетом в руках, не отрываясь, наблюдал за солдатами. Те вдруг громко засмеялись, постояли посреди улицы и двинулись вдоль улицы.
— Поторопи ребят, — хрипло прошептал Виктор.
— Выходить можно? — раздался из-за двери голос политрука.
— Можно, только тихо, — отозвался Николай.
Анатолий Низдвецкий вывел два велосипеда, политрук вышел с двумя пулеметами, командир — с пулеметом и велосипедом.
— Николай, берите с Виктором по велосипеду, магазины к пулеметам. Дверь закрой на замок.
Велосипеды и замотанные в плащ-палатки заряженные диски для пулеметов уже лежали у самых дверей. Замкнув склад, Николай последним пришел к месту сбора.
Пулеметы спрятали на кладбище. С велосипедов стерли смазку, накачали камеры. Благополучно возвратились в город.
Подпольщики нашей группы привыкли регулярно получать сведения о событиях на фронте, о жизни страны и мира, но с уходом Анатолия на нелегальное положение мы остались, что называется, «без ушей».
В квартире Анатолия уже вторую неделю была засада: дежурили днем — один, а ночью два полицая. Мать командира, тетя Катя, каждый день уверяла полицейских, что сын ушел менять вещи на продукты в Запорожскую область и, возможно, останется там у богатого мужика батрачить за кукурузу и картошку.
Чаще всех днем в квартире сидел круглолицый, всегда с полуоткрытым ртом полицай. Тупой и нахальный, он ревностно нес службу.
— Мурло мурлом и дурак редкостный, — отзывалась о нем тетя Катя. — Прежде чем сказать явную глупость, он ее старательно и долго обдумывает.
Несколько раз наведывался в дом бывший парикмахер, ставший при фашистах каким-то полицейским начальником. Узкоплечий, с накрашенными усами, вертлявый, он важно расхаживал по комнате и орал на тетю Катю:
— Врешь, ведьма, знаешь, где твой бандит! Не скажешь — тебя заберем, — а у нас, как известно, несладко. И не тебе чета, а язычки развязывают.
— На менке он, правду говорю, — отвечала тетя Катя.
Николай не находил себе места, придумывал самые фантастические планы, которые позволили бы
