– Терпеть не могу, когда кто-то из моих близких подвергается опасности. А я очень близок самому себе.
Гиеагр разразился оглушительным хохотом:
– Заботливый юноша, ничего не скажешь! Но не беспокойся, мне ты тоже близок, и я приложу все усилия к тому, чтобы тебя не слишком попортили, случись драка. Обещаю, твоим родным будет что похоронить, когда закончится наше путешествие.
Вот такой он шутник, наш великий герой Гиеагр.
– Но почему мы обязательно должны ехать в Арзакену? – вопросил я. – Почему не выбрать другой путь? Ведь оракул…
– Опять ты со своим оракулом! – вспыхнул Гиеагр. – А ну повтори пророчество еще раз!..
Здесь я снова должен сделать небольшое отступление, вернувшись в тот злосчастный день, когда мы прогневили Хала, бога реки.
Я думал, оба они мертвы – Гиеагр и Фаэнира. Не знаю, сколько прошло с той минуты, когда Хал, свершив отмщение, удалился в свое обиталище. Я потерял счет времени, я чувствовал себя камнем, что лежит себе неподвижно при дороге, не замечая, как вечность за вечностью пролетают над ним…
Меня выдернул из забытья крик Гиеагра: яростный, протяжный, тоскливый – он взвился над землей подобно реву похоронной трубы. Этот крик вернул мне способность видеть и ощущать, и тотчас глазам моим открылась душераздирающая картина: Гиеагр сидел на земле, раскачиваясь из стороны в сторону, прижимая к груди обугленное лицо несчастной Фаэниры.
Едва обретя возможность двигаться, я поспешил в город и позвал на помощь. О том, что произошло, никому не сказал ни слова, наплел что-то, уж и не помню что – таково было мое состояние.
Прошло много времени, прежде чем Гиеагр пришел в себя. Когда я говорю «Пришел в себя», то имею в виду «Вновь обрел способность мыслить и связно изъясняться». Не знаю, бессмертный ли Хал вложил в душу героя эту палящую страсть, сам ли Гиеагр разжег ее в своем сердце, а может, и не было никакой страсти, а только лишь досада за упущенную добычу раскаленным гвоздем засела в его мозгу, но смерть Фаэниры стала ужасно мучить героя. Он не находил себе места, причитал и плакал как женщина, и я всерьез опасался, что он наложит на себя руки. Врачи лишь разводили руками и выразительно вертели пальцами у своих лекарских лбов. Наконец, месяца два спустя, кто-то надоумил Гиеагра отправиться в Лаулос, город, славный храмом и оракулом бога Поффа.
Не стану подробно описывать наше путешествие и то, как мы приносили жертвы и вопрошали оракула. Пророчество было коротким, темным и путаным, мы никогда б не поняли его, кабы не толкователи, чьи лавки облепили храм, как облепляют муравьи оставленный без присмотра кувшин с медом. В первой же лавке за четыре медяка нам обстоятельно и подробно растолковали значение странных слов. Не скажу, чтобы толкование показалось мне яснее пророчества, но Гиеагр ухватился за него, как речной рак за тухлое мясо.
Не знаю, что увлекло меня. Слава Гиеагра, его убежденность в успехе? Возможность удрать из-под отцовской опеки? Жажда приключений? Или тень надежды, что когда прекрасная Фаэнира вернется к нам, то быть может…
О нет, здесь я умолкаю. Копаться в собственных мотивах – значит жалеть себя, а это недостойно настоящего мужчины.
А толкователь-то оказался прав. Кто бы мог подумать…
– Повтори пророчество, – велел Гиеагр.
– Не прежде, чем постигнешь сына каждой звезды, – оттарабанил я.
Пророчество запечатлелось в памяти, будто оттиск печатки на воске. Уж сколько мы рядили и о нем, и о толковании, сколько ссорились, сколько денег истратили на все новых и новых гадателей и мудрецов, но вывести что-то новое так и не удавалось. Все сводилось к совету того, первого толкователя, который за свои четыре медяка предрек нам долгие и опасные скитания в стране восточных варваров, где в каждой земле мы будем совершать по великому подвигу, и с каждым подвигом все ближе будет день, когда Фаэнира явится нам живая и невредимая.
Да, таково было предсказание: «Не прежде, чем постигнешь сына каждой звезды». И мы «постигали», но до сих пор дело обстояло так, что с «сынами звезд» нам исключительно везло. Восточные варвары предельно щепетильны, когда дело касается их тотемов. Попробуйте в Земле скорпионов раздавить эту восьминогую гадину, и с вас сдерут шкуру, медленно, полоску за полоской, посыпая раны солью и перцем. Но зарубите монстра из чужого пантеона – и ваши дела пойдут в гору, быть может, в вас даже признают человека. А еще можно просто сделать что-нибудь полезное, никого не убивая и не калеча. Так Гиеагр и совершал свои подвиги: строил храм в Земле скорпионов, гонялся по Земле близнецов за шайкой инфернальных девиц, у подданных Водолея расчищал священную реку от обломков скал, запрудивших ее во время землетрясения…
Гиеагру все удавалось, и постепенно он приобрел громкую славу любимчика богов, неуязвимого героя, перед которым не выстоит ни один смертный.
И вот мы прибыли в землю последней звезды и начали с того, что осквернили священный источник и вырезали целую деревню.
– Это последнее испытание, – сказал Гиеагр, угадав мои мысли. – Оно должно быть трудным, иначе мы не сможем искупить свою вину перед Халом.
– Другие тоже не были легкими, – заметил я.
– Значит, это испытание будет самым трудным, – проговорил он. – Знать бы еще, в чем оно будет заключаться…
Мы не спеша ехали по дороге, я – в повозке, Гиеагр – рядом, на коне. Злосчастная деревня осталась далеко позади, затерявшись среди таких одинаковых и таких неприютных гор. Следом за нами все так же тянулась толпа зевак. Оглядываясь на них, я дивился тому неуемному любопытству, что толкало этих совершенно разных людей, заставляя тащиться за двумя несчастными, гонимыми судьбой от одной смертельной опасности к другой.
Интересно, что им было нужно от нас? Ну одни, возможно, надеялись, что рано или поздно нам перережут глотки, и тогда они смогут поживиться нашей несметной добычей. Еще кто-то, вполне допускаю, грелся в лучах нашей славы, искренне полагая, что если протопать парасанг-другой по следам героя, то и сам в конце концов станешь героем. Всех же остальных, я думаю, гнала за нами обыкновенная скука, та самая скука, что становится злейшим врагом счастливчиков, от которых отступили такие враги, как голод, холод и болезни.
– Будет самым трудным, – повторил Гиеагр. – Знать бы еще, в чем оно будет заключаться…
– Уцелевшие варвары доберутся до Арзакены раньше нас и выведут против нас огромное войско, – предположил я.
– Ты знаешь, это мысль, – промолвил герой после короткого молчания. – Если варвары доберутся до города и расскажут обо всем, да еще, как водится, приврут… Как пить дать, в Арзакене перетрусят и пошлют против нас целую армию!
– Ты как будто рад этому, – проворчал я. – Если все будет так, как ты говоришь, уже сейчас можно заказывать дрова для нашего погребального костра, конечно, если от нас останется хоть что-то, что можно сжечь. Ты великий герой, Гиеагр, но против войска и тебе не выстоять. И с прекрасной Фаэнирой ты сможешь увидеться лишь по ту сторону, в царстве теней, где ничто не доставляет радости.
– Зато сколько славы я обрету среди смертных! – вскричал он. – Неужели тебя не греет мысль о том, что тысячи лет спустя люди будут глядеть на твой погребальный курган и говорить: «Здесь лежит великий герой, счастливец, любимец богов, сподвижник самого Гиеагра»! Слава согревает душу, Мильк!
– Мою душу согревает солнце, – сказал я, – а еще – хорошая еда и красивые девчонки. И слава, конечно, тоже согревает, но ровно до тех пор, пока я живой. Твоя же слава уже давно живет собственной жизнью. Если поставить тебя с нею рядом, то ты будешь мышью у ног слона. Куда уж больше?
– Не бурчи. – Он раздраженно взмахнул рукой. – Если тебе уже достаточно славы, подумай о том, что, куда бы мы ни направились по этой стране, нас повсюду будет ждать вооруженная орда варваров. Наши преступления против их святынь слишком велики, чтобы нам их спустили с рук. Если к тому же мы разгневали их богов…
– Если мы разгневали еще и их богов, можем вскрыть себе вены прямо здесь, не дожидаясь, пока нас
