столице звери редкие.
– Представь, что я прямо сейчас, на глазах у стражника начну тебя душить. Или забивать до смерти. В общем, займусь явным и недвусмысленным смертоубийством. Что он будет делать? – Не дав варвару времени предложить варианты ответа, я продолжил сам: – Кое-какие шансы, что вмешается, есть, врать не буду. Почему бы не выслужиться, душегуба не поймать. Но скорее всего он своей спины от дома не отклеит. Лениво ему будет. Понятно?
Эписанфу понадобилось какое-то время, чтобы убедиться, что я не шучу.
– Я знал, конечно, что… Но такого отношения… не предполагал…
– Да я догадываюсь, что не предполагал, – усмехнулся я. – Иначе бы вообще в Землю скорпионов не сунулся. Сначала тебе повезло, что ты живым до харчевни Суслика добрался, потом – что на меня там нарвался. Так ты везение свое дальше не испытывай, помоги судьбе немножко.
– Как помочь? – несколько ошалело спросил Эписанф.
– Молодец, хороший вопрос, правильный, – похвалил я варвара. – Ты человек грамотный, можешь записывать. Или запоминай, но накрепко, слово в слово. – Я немного помедлил и продолжил: – Три правила. Первое – ни на шаг от нас с Глазом. Если мы с Глазом по какой-либо причине разделимся, значит, ни на шаг от меня. Запомнил?
Я загнул большой палец на левой руке и выжидающе посмотрел на варвара. Тот сначала пожал плечами, но я молча глядел ему в глаза, пока он не кивнул. Думаю, простую игру «понял – кивни» варвар наконец усвоил.
– Второе правило очень простое – молчи. Можешь говорить, когда уверен, что никто, кроме нас двоих, тебя не слышит. Все остальное время молчи, если я прямо не позволю тебе что-нибудь сказать. Молчи, если тебе захочется что-то спросить, – спросишь позже. Молчи, если кто-то из местных задает тебе вопрос, – я либо отвечу за тебя, либо разрешу тебе ответить. Молчи, если кто-то тебя оскорбит, – абсолютно все местные будут не на твоей стороне, попробуй ты как-нибудь отреагировать на оскорбление. Запомнил?
Тут Эписанф явно собрался что-то сказать, и это говорило о том, что урок он усвоил неважно. Ну нет у меня педагогического таланта, мысленно посокрушался я и положил растопыренную пятерню на лицо варвара.
– Если запомнил, просто кивни, – свистящим шепотом проговорил я. – Если тебе что-то непонятно, клянусь Скорпионом, мы прямо сейчас расходимся в разные стороны. Мы с Глазом кое-что значим в харчевне Суслика, да и во всем Хроквере, но здесь – столица. И я решительно не хочу потерять свою жизнь за компанию с глупым варваром, который не смог смирить свою гордыню. Теперь повторяю свой вопрос: ты запомнил второе правило?
Мне показалось, что прошла целая вечность, пока этот упрямый осел не кивнул. Хвала Скорпиону, я невероятно терпелив.
– Наконец третье правило. В кризисной ситуации делай все, что я говорю. Незамедлительно. Не раздумывая. А под кризисной ситуацией я понимаю любую, в которой принимает участие хоть один посторонний. Сначала выполняешь мою команду, потом спрашиваешь о мотивах. Причем, с учетом второго правила, спрашиваешь, только когда мы останемся втроем. Запомнил?
На этот раз к некоторому моему удивлению Эписанф кивнул сразу. Я чувствовал себя удовлетворенным. Возможно, я несколько сгустил краски, но совсем немного. В таких случаях лучше перегнуть палку, чем дать слабину.
В моем напоре не было ничего личного. Не было и желания избавиться от раздражения, сорвав злость на ком-то более слабом. Просто времени мало.
Если у вас вдосталь времени, а научить подопечного надо чему-то сложному вроде многослойной логики или искусства обчистить карманы обывателю среди бела дня, не будьте деспотичным ментором. Не излагайте догмы, не загоняйте обучаемого в жесткие рамки. Подведите его к пониманию истины постепенно, дайте возможность спорить с вами, экспериментировать и делать ошибки. Ученик впитает науку всей душой.
Но если времени в обрез, а наука не сложна – все точно наоборот. Без простейшей, почти животной дрессуры не обойтись. Тут уже надо принизить, подавить и загрузить. И тогда вы к своему изумлению обнаружите, что человек способен обучиться простейшим действиям не хуже домашней скотины.
И все же Эписанф на меня немного обиделся, по-моему…
Мы возобновили свое движение по городу. Стремительно темнело, но и до цели оставалось рукой подать. Так что пробираться в темноте на ощупь нам не пришлось, и очень скоро мы остановили повозку в нескольких шагах от дома, из которого доносилась смесь довольно аппетитных ароматов.
Рядом с харчевней сидел Слабый. Сквозь толстый слой грязи на лице, длинные спутанные волосы и полубезумные глаза промелькнуло что-то знакомое, но я не вспомнил.
– У тебя есть медные деньги?
Усвоивший (надеюсь) урок варвар ничего не сказал, молча полез в свою котомку и достал несколько медных монеток, таких же странных, что и его драхмы. Взяв парочку, я кинул сидящему в грязи человеку.
– Пусть Скорпион даст тебе сил на последний шаг, брат, – пробормотал я скорее для себя, чем для Слабого.
Тот с удивительной проворностью подобрал с земли монеты зубами и опустил их себе за пазуху. Эписанф во все глаза смотрел на обрубленные чуть ниже локтя руки, но от вопросов удерживался.
Когда мы входили в харчевню, Глаз неуверенно тронул меня за плечо:
– Я узнал его, Бурдюк. Это Кузнечик. Помнишь его?
С досады я даже плюнул на пол. Вот ведь воистину, бывает, что и один глаз – это слишком много. Кузнечика я помнил, конечно. Друзьями мы не были и вместе не работали никогда, но пару-тройку раз за одним столом сидели. Прозвище свое он получил за почти нечеловеческую прыгучесть – уходя от стражи, прыгал с крыши на крышу. Вот, допрыгался, значит… Грустно это, и думать об этом незачем, даже Глаз должен понимать.
Но ответить я постарался как можно спокойней:
– Ты ошибся, Глаз. Кузнечика больше нет. Это – Слабый.
Поскрипев мозгами, Глаз неуверенно согласился. И мы наконец проникли в прохладу полупустого зала. У Хряща никогда не бывает многолюдно. Дело не в высоких ценах, не в плохой кухне и не в скверной репутации. Дело в том, что Хрящ – рак, и убей меня не пойму, что его удерживает в Земле скорпионов. Может, тамошняя стража на него что-то имеет, не знаю, Хрящ об этом не распространяется, а мне в голову никогда не приходило любопытствовать.
В Скваманде взгляды пошире, чем в том же Хроквере и подобных ему городишках, однако же и тут люди в основном обходили эту харчевню стороной. Потому я ее и выбрал, к слову.
По наивности или от безысходности Хрящ оптимизма не терял, полагал, что вот-вот люди к нему потянутся. Года три уже полагал, бедолага.
Справедливость требует отметить, что по ряхе его нельзя было сказать, что дела в харчевне идут неважно. Здоровенная ряха, пошире моей раза в полтора. А уж когда он улыбался… как сейчас, например, увидев меня. Я одним из немногих не брезговал иногда перекинуться с ним парой слов помимо заказа.
– Здорово, рак, – вежливо сказал я.
– Здорово, скорпион.
Вот те раз! До меня не сразу дошло, что эта необхватная туша проявила зачаточное чувство юмора. Не требует ли это поощрения… вроде тычка в зубы? Впрочем, нет, сейчас Хрящ мне нужен.
– Ты все шутишь, старина, – совсем по-дружески сказал я.
– Я вижу, Бурдюк, ты теперь путешествуешь… – начал было Хрящ, разглядывая Эписанфа, но остановился, глядя на мою поднятую ладонь.
– Да, Хрящ, ты прав, я теперь путешествую, – радостно закивал я. – И мне нужна комната и ужин. Только не говори мне, что свободных мест нет, этой шутке я не поверю.
– Для тебя всегда найдется комнатенка. – Хрящ попытался улыбнуться еще шире, чем раньше, но у него не получилось. – Пойдемте.
– Какой же ты нетерпеливый, Хрящ, – огорчился я. – Мы ведь только начали беседу, я еще не получил
