Только где нам поволишь плечо размять?
Под Смоленском ли, аль под Опочкою?
Аль ходить, так ходить, и коней напоить -
Не Днепром, не Двиной, а Немигою?'
- 'Ладно б, - молвил князь Юрий, задумавшись, -
Ладно б! Что ж мы и вправду хоронимся?
От Литвы, что от беса, сторонимся?'
- 'Так прикажешь седлать?'
- 'С богом, князь Семеон!
Выпьем чарку на путь на дороженьку.
А себя береги: ты покладливый,
Да уж больно под бердыш угадливый'.
Оба выпили… Тут-то княгиня Ульяна
Андреевна
И подходит… кровинки в лице ее не было.
Молвит: 'Князь Семеон, осударь мой Мстиславович!
Хоть брани, хоть казни - правду выскажу:
Боронись от обидчика - недруга,
Боронися от гостя незваного,
Коль идет, не спросясь, не сославшися,
Встреть беду, коли бог нашлет,
Только сам, осударь, за бедой не ходи,
Головы под беду, под топор не клади.
А меня ты прости, мой желанный…
Вот стучит мне, стучит словно молот в виски,
Кровь к нутру прилила, и на сердце тиски…
Ты прости меня, дуру, для праздника,
Хоть убей, да не езди ты в поле наездное…'
Покачал головою князь Вяземский
И княгине шепнул что-то на ухо:
Посмотрела на образ, шатнулася,
Слезы градом, что жемчуг, посыпались,
И, потупившись, вышла из терема.
Лето красное, росы студеные;
Изумрудом все листья цвеченые;
По кустам, по ветвям потянулися
Паутинки серебряной проволокой;
Зажелтели вдоль тына садового
Ноготки, янтарем осмоленные;
Покраснела давно и смородина;
И крыжовник обжег себе усики;
И наливом сквозным светит яблоко.
А княгиня Ульяна Андреевна
И не смотрит на лето на красное:
Все по князе своем убивается,
Все, голубка, его дожидается.
Видит мамушка Мавра Терентьевна,
Что уж больно княгиня кручинится, -
Стала раз уговаривать… Сметлива
И, что сваха, уломлива старая;
Слово к слову она нижет бисером,
А взгляни ей в глаза - смотрит ведьмою.
Дверью скрип о светлицу княгинину,
Поклонилася в ноги, заплакала…
'Что с тобою, Терентьевна?'
- 'Матушка,
Свет - княгиня, нет мочушки:
На тебя все гляжу - надрываюся…
И растила тебя я и нянчила,
Так уж правды не скажешь, а скажется:
Аль тебе, моя лебедь хвалынская,
Молодые годки-то прискучили?
Что изводишь свой век, словно каженница?
Из чего убиваешься попусту?
Ну, уехал - уехал - воротится!
Ты покаме-то, матушка, смилуйся,
Не слези своих глазок лазоревых,
Не гони ты зари с неба ясного,
Не смывай и румянца-то, плачучи.
Не себе порадей, людям добрыим,
Вон соседи уж что поговаривают:
'Бог суди - де Ульяну Андреевну,
Что собой нас она не порадует:
Не видать - де ее ни на улице,
Ни на праздники в храме господнием,
А куды мы по ней встосковалися'.
Не гневись, мое красное солнышко,
А еще пошепчу тебе на ухо…
Онамедни князь Юрий засылывал:
'Не зайдет ли, мол, Мавра Терентьевна?'
Согрешила - зашла, удосужившись…
И глядит не глядит, закручинился,
Наклонил ко сырой земле голову
Да как охнет, мой сокол, всей душенькой:
'Ох, Терентьевна - матушка, выручи!
Наказал Новый Торг Спас наш милостивый,
А меня пуще всех, многогрешного,
Наказал не бедою наносною,
А живою бедою ходячею -
Во хрущатой камке мелкотравчатой,
В жемчугах, в соболях, в алом бархате.
Шла по городу красною зорькою,
Да пришла ко дворцу черной тучею,
А в ворота ударила бурею.
Не любя, не ласкавши, состарила,
Без ума, что младенца, поставила'.
Вот ведь что говорил, а я слушаю,
Да сама про себя-то и думаю:
Про кого это он мне так нашептывает?
