— Я знаю, что ты этого не сделаешь, — сказала она, наблюдая, как он открывает дверь. — Кроме того, тебе пришлось бы разозлиться на собственную мать, которая сказала, в каком отеле ты остановился. Я могу войти?
— Нет! — неожиданно даже для самого себя рявкнул Тэннер. В следующий раз, когда он увидит мать, он попросит ее быть более осмотрительной и не рассказывать кому попало о его местонахождении. — Ты решила, что десять лет назад не все высказала мне?
Хочешь добавить что-нибудь еще?
Лицо Эмили исказилось, а на глазах выступили слезы.
— О, Эмили, — с раскаянием простонал Тэннер.
Почему он каждый раз причиняет ей боль? — Прости меня.
— На самом деле это я хотела попросить у тебя прощения. Мне действительно очень жаль, Тэннер. И она разразилась рыданиями.
— Ради Бога, Эмили! — воскликнул Тэннер, обнимая ее за плечи и заводя в свой номер. — Я не хотел тебя обидеть, но мы как масло и вода — несовместимы. Ты каким-то образом заставляешь меня проявлять наихудшие мои черты.
При этих словах Эмили бросила на него затравленный взгляд и зарыдала еще громче.
— Ради всего святого! Перестань, Эмили! — уговаривал Тэннер, не представляя себе, что говорят и делают в подобных ситуациях. — Я еще раз приношу свои извинения. Может, дать тебе воды или еще чего-нибудь?
Она отрицательно покачала головой.
— Нет, спасибо. Я сейчас успокоюсь. Есть кое-что, что я обязательно должна тебе рассказать, но ты не захотел говорить со мной в Уилморе…
— Эмили, мы разошлись десять лет назад. Ты замужем уже девять лет, У нас нет ничего общего, и нам не о чем говорить.
— Нам нужно поговорить о многом. Это действительно очень важно, поверь. — Справившись с рыданиями, Эмили протянула руку и выдернула несколько бумажных носовых платков из коробки, стоявшей на прикроватной тумбочке. — И самое главное — это то, что я лгала тебе, когда мы разводились.
— В чем? — недоуменно спросил Тэннер, не понимая, какое это может иметь значение теперь. Однако это действительно должно быть важно, иначе мать никогда не дала бы ей его адрес во Флориде.
— Я лгала тебе по поводу причин, по которым хотела развестись с тобой. Моим единственным оправданием может служить отчаяние, в котором я тогда пребывала. — Она с мольбой посмотрела на Тэннера. — Пока тебя не было в городе, я не просто встречалась с Арти Торном, я забеременела от него.
— Что?! — ошеломленно спросил Тэннер. Вот это новость!
— Я должна была заставить тебя уехать, получить развод, чтобы мы с Арти могли немедленно пожениться. А ты настаивал на том, чтобы попытаться спасти наш брак, все наладить… Я не знала, что мне делать, и поэтому повела себя низко, стала обвинять тебя во всех грехах.
— Ты говорила, что я заставляю тебя чувствовать себя никчемной. Ты кричала мне в лицо, что я безответственный, невнимательный к другим людям, эгоцентричный. Что лучше тебе умереть, чем жить со мной. Я чувствовал себя последним мерзавцем.
— Прости, мне очень жаль.
— Жаль?! — Тэннер не верил своим ушам. — Ты кричала, что задыхаешься рядом со мной, что я не имею понятия, что такое семья, что я подлый и жестокий.
— Я помню…
— Все эти годы я старался измениться, но не мог, потому что не знал как… А дело, оказывается, было в том, что мне и не надо было меняться? Что я совсем не такой?
Несмотря на виноватый вид, Эмили возразила:
— Нет, Тэннер. У нас были большие проблемы, но я свалила всю вину на тебя, хотя была виновата не меньше.
— А ты могла просто признаться, что вы с Арти любовники?
— Чтобы ты учинил страшный скандал? — Она шмыгнула носом. — Я боялась.
— И поэтому сделала из меня мерзавца?
— Тэннер, но ты на самом деле был эгоистичным, навязывал людям свое мнение… Я просто немного сгустила краски, чтобы убедить тебя в том, что у нас нет никаких надежд сохранить наш брак. Иначе ты бы принялся настаивать… — Эмили запнулась. — Я знаю, что поступила очень плохо, Я давно хотела тебе во всем признаться, но у меня не было возможности.
— А что случилось с ребенком?
— У меня был выкидыш. — Эмили тяжело вздохнула и снова потянулась за бумажным платком. — Когда я рассказала Арти, что наговорила тебе, он очень разозлился. Но мы оба понимали, что, когда моя беременность станет очевидной и потом, когда родится ребенок, люди начнут подсчитывать и поймут, что я была беременна, будучи еще замужем за тобой. Ты тоже понял бы, что я изменяла тебе… Но на пути в Лас-Вегас, где мы намеревались пожениться, у меня началось кровотечение… После этого мы с Арти стали официально встречаться и поженились год спустя, выждав приличествующий срок после развода.
— И ты даже не побеспокоилась сообщить мне об этом?
— Я хотела. Я написала тебе несколько писем, но так и не осмелилась послать их. Я хотела все сказать тебе лично. Кроме того, ты всегда выглядел таким благополучным. Как будто не поверил мне или тебе это было безразлично, а потом… я увидела тебя с Бейли. Потом пошли сплетни, а потом ты уехал.
Помолчав немного, Тэннер задумчиво произнес:
— Женщина не станет… изменять мужу, если только тот сам не подтолкнет ее к этому.
— Вот я и считаю, что мы одинаково виноваты, устало и печально ответила Эмили. — Ты был потерян для меня. Ушел. Отстранился, Ты с ума сходил, не зная, как тебе жить дальше. А я была юной и легкомысленной, не знающей, как тебе помочь. — В ее глазах была мольба о понимании и снисхождении. Но я изменилась. Я выросла. И очень счастлива с Арти и детьми. Я желаю тебе того же.
— Чего?
— Быть честным с самим собой и обрести счастье, тогда я перестану считать себя виноватой.
Тэннер не смог удержаться от смеха.
— Не могу поверить в это!
— Должен, потому что я говорю правду. Я не сомневаюсь, твоя главная проблема в том, что ты разуверился в любви, правда, я немного тебе в этом помогла. Но ты изменился.
— С чего ты взяла?
— А разве ты сам так не думаешь?
— Не знаю. — Тэннер испытывал смущение. Конечно, он чувствовал облегчение из-за свалившегося с его плеч десятилетнего груза вины. Нет, он во многом виноват, но все-таки не такой мерзавец, каким считал себя много лет. Он настолько привык тащить на себе бремя вины за неудавшийся брак, что теперь не знал, как жить, сбросив его.
— Тэннер, ты можешь жить так, как ты хочешь, как подсказывает тебе сердце. И всегда мог.
— Да, мог, — согласился Тэннер, глядя на Эмили другими глазами. Она отнюдь не была хрупкой фарфоровой куклой, которую он жестоко обидел. Она была женщиной из плоти и крови, которая причинила ему не меньшую боль, чем он ей. И она была совсем чужой. — Итак, теперь ты счастлива?
— Очень.
— И теперь ты хочешь, чтобы я тоже был счастлив?
— Мне это необходимо.
Растерянный и смущенный, Тэннер провел рукой по лбу.
— Я чувствую, как будто начинаю жить заново.
— С чистого листа, Тэннер. Мы оба были виноваты, но моя вина, быть может, даже больше твоей, сказала Эмили и поднялась с кровати. — Я ухожу с чувством выполненного долга и наконец-то со спокойной душой.
У двери номера она остановилась, чтобы попрощаться. Тэннер улыбнулся ей в ответ и пожелал всего доброго, но он был в смятении. Десять лет он потратил на то, чтобы преуспеть, быть лучше хотя бы в
