крови на моем теле.
Только тут я понял, почему должен был раздеться. Я совершенно не подумал об этой предательской татуировке. Мне очень нужно было выиграть время, чтобы найти правдоподобный ответ. Я отреагировал только на повторное требование. Я отвечал вопросом. Я вежливо попросил коменданта лагеря объясниться. От этого у малого чуть крыша не поехала. Он продолжал кричать на меня, утверждая, что я «эсэсовская свинья», а также то, что я и есть тот разыскиваемый эсэсовский офицер высокого ранга.
Для меня наступило время действовать. Я посмотрел на коменданта лагеря и сказал: «Вы ошибаетесь. Хотя ваффен СС и ввели пометки с обозначением группы крови, армейские танковые войска тоже стали их использовать для своих танковых экипажей после того, как такие пометки доказали свою пользу в моторизованных дивизиях ваффен СС. Вам придется примириться с тем фактом, что все слушатели школы танковых войск были отправлены обратно в свои части с этими татуировками».
Это объяснение произвело на военных полицейских эффект разорвавшейся бомбы. Мне разрешили снова надеть свою одежду и уйти из комнаты. Командир лагеря остался сидеть в своем кресле, измотанный этим противоборством.
Спустя полчаса весь лагерь был перевернут вверх дном. Военная полиция искала радиоустройства. Заключенные, видите ли, планировали на 9 ноября побег и просили сбросить им в тот вечер с воздуха оружие. Мы только посмеялись над фантазиями американцев.
Неожиданно нам велели собраться для отправки. Транспорт для нашей эвакуации уже прибыл. В течение часа нам пришлось топать через город, а затем влезть в ожидавший грузовой состав. Вагнер и Аумюллер были со мной в одном вагоне. Вагнер сразу же сел на пол и начал проделывать в нем дыру. Он стал ругаться на чем свет стоит. Вагон был сделан из твердого дерева, и оно почти не поддавалось. Нам ни за что бы не удалось разобрать пол. Но они двое продолжали свои попытки. Они хотели бежать.
Я услышал, как перед самым отбытием выкрикнули мое имя. Мне сказали, чтобы я вышел из поезда и залез в ожидавший джип. Ну они меня просто достали.
Мы быстро вернулись в лагерь. Я был весьма удивлен, когда узнал одного лейтенанта, стоявшего перед административным зданием и одетого как для похода. Он вместе с несколькими американцами готовился совершить небольшую прогулку в окрестностях лагеря. Лейтенант стыдливо отвернулся, но напрасно. Мой окрик «Жалкий ублюдок!» все же донесся до его слуха. Это было первое трусливое создание в германской военной форме, с которым я когда-либо сталкивался. Он действительно был раньше младшим лейтенантом из пехотной дивизии и стал лагерным шпионом.
Комендант лагеря заставил меня встать лицом к стене так, чтобы кончики моих пальцев касались ее, а мои ступни были на расстоянии 1,2 метра от нее. При каждом движении я получал легкий удар прикладом винтовки по спине и унизительный приказ соблюдать дисциплину. Но все кончается, и вскоре я был помещен в специальную комнату. Там меня охраняли двое американцев с оружием наготове.
На следующее утро по дороге через Компьень я был доставлен в Париж, а оттуда в аэропорт к западу от Парижа. К 14.00 я уже сидел в самолете, глядя вниз на проносившиеся мимо поля былых сражений 1940 года. Мы покинули континент у Дюнкерка, и только тогда я положился на судьбу и отбросил все мысли о побеге. Война для меня была окончена. Европа лежала позади меня в руинах, кровоточа от бесчисленных ран. Мы пролетели над проливом Ла-Манш, и передо мной появился туманный Альбион – Англия, которая хотела освободить Европу, а на самом деле помогла бросить ее в объятия коммунистов.
