со стариком что-то случилось, что-то его надломило. Кто знает, что творится там, наверху, в кулуарах нового правительства и новой разведки? Возможно все, хотя… как-то не верится. Джонни Клейнтьес всегда был цельным человеком. Преданным бойцом. Сильный человек с сильным характером. Он обязательно обо всем его расспросит, когда данные будут переданы и Джонни получит деньги. Если все сойдет гладко. Должно сойти.
Тобела забыл об опасности. И вдруг опасность сама напомнила о себе — те двое в серых костюмах. Он не видел, как они подходят, а они подошли сзади, и он очнулся от своих мыслей, как от толчка. Видимо, он стареет — реакции уже не те.
— Мистер Мпайипели? — спросил один.
— Да.
Откуда они знают его имя? Они стояли вплотную, не давая ему встать.
— Мы хотим, чтобы вы поехали с нами.
— Зачем?
— Мы представляем интересы государства, — сказал второй, поднося к его глазам пластиковое удостоверение личности: фотография и национальный герб.
— Мне нужно успеть на самолет, — ответил Тобела. В голове прояснилось, тело напряглось.
— В другой раз, — сказал номер первый.
— Я никому не хочу причинять вреда, — сказал Тобела Мпайипели.
Парни захихикали: очевидно, им в самом деле было смешно.
— Неужели?
— Прошу вас!
— Боюсь, мистер Мпайипели, у вас нет выбора. — Номер первый постучал по синей сумке. — Там у вас…
Что им известно?
— Пожалуйста, — сказал он, — послушайте. Мне не нужны неприятности!
Агент услышал в голосе здоровяка коса умоляющие нотки. Ага, боится! Попробую сыграть на его страхе.
— Мы можем причинить вам больше неприятностей, чем вы себе представляете, приятель, — сказал он, откидывая полу пиджака и демонстрируя пистолет в черной наплечной кобуре. Потом агент протянул руку за сумкой и приказал: — Ну, пошли!
— Ай, ай! — сказал Тобела Мпайипели.
За то время, какое понадобилось, чтобы рука номера первого дотянулась до сумки, ему предстояло принять важное решение. Он кое-что уловил по их поведению: они не хотят привлекать к себе внимание. Хотят тихо увести его отсюда. Он должен этим воспользоваться. Когда номер первый потянулся за сумкой, его куртка распахнулась. Тобела мигом выхватил пистолет, повернул ствол, встал. Номер первый застыл с сумкой в руке; глаза его от изумления чуть не вылезли из орбит. Номер второй стоял за номером первым. Остальные пассажиры не заметили ничего необычного.
— Мне не нужны неприятности. Отдайте сумку.
— Что вы делаете?! — спросил номер второй.
— У него мой пистолет, — прошипел номер первый.
— Возьми сумку, — велел Тобела второму.
— Что?
— Возьми у него сумку и брось туда свой пистолет. — Он сильнее ткнул пистолетом в грудь номеру первому, держа его щитом между собой и вторым.
— Делай, как он велит, — тихо распорядился первый.
Номер второй колебался; он все время переводил взгляд с них на пассажиров, ожидающих вылета, но никак не мог ничего придумать. Наконец он решился.
— Нет, — заявил он, вынимая собственный пистолет и засовывая его под пиджак.
— Делай, что он говорит, — властно и требовательно прошипел номер первый.
— Мать твою, Биллем!
Мпайипели старался сохранять спокойствие.
— Верните сумку, и все. Я не слишком хорошо обращаюсь с револьверами. Здесь много народу. Кто- нибудь может пострадать.
Патовая ситуация. Мпайипели и Биллем стоят почти вплотную, номер второй — в метре от них.
— Господи, Альфред, делай же, что он говорит! Куда он денется?
Наконец, номер второй сдался:
— Тебе самому придется объясняться с начальством! — Альфред медленно вытянул сумку из руки Виллема, расстегнул «молнию», затолкал внутрь свой пистолет, снова застегнул сумку и осторожно поставил ее на пол, как если бы ее содержимое было бьющимся.
— А теперь садитесь. Оба!
Агенты медленно сели.
Мпайипели взял сумку, по-прежнему сжимая в брючном кармане пистолет, и зашагал к пассажирскому выходу. Быстро обернулся, чтобы проверить, что делают агенты. Номер первый и номер второй, Биллем и Альфред, один белый, другой коричневый, уставились на него с непонятным выражением.
— Сэр, туда нельзя… — сказала женщина на выходе, но он уже прошагал мимо, на взлетную полосу.
Охранник что-то кричал, махал ему рукой, но он выбежал из круга света, из здания в темноту.
— Есть! Нашел! — закричал Раджкумар, и Менц подошла к его компьютеру. — Тобела Мпайипели, родился десятого октября 1962 года в Алисе в Восточной Капской провинции. Отец — Лоуренс Мпайипели, мать — Кэтрин Зонгу, удостоверение номер 621010 5122 004. Зарегистрирован по адресу: Митчеллз-Плейн, Семнадцатая улица, дом 45. — Раджкумар с довольным видом откинулся на спинку кресла и взял с подноса очередной сандвич.
Менц стояла за его креслом и читала с монитора.
— Раджив, мы знаем, что он когда-то и где-то родился. Нам нужно нечто большее.
— Ну надо же было с чего-то начать, — обиженно проворчал Раджкумар.
— Надеюсь, дата его рождения не является дурным предзнаменованием, — сказала Менц.
Раджкумар медленно перевел взгляд с монитора на свою начальницу:
— Не понял.
— Радж, раньше десятого октября мы праздновали День героев. Африканеры поминали своих предков-первопроходцев. Адрес наверняка устарел. Выясни, кто там сейчас живет. Ему сорок лет. Он слишком стар для Моники. И достаточно стар для того, чтобы иметь общие дела с Джонни Клейнтьесом…
— Мэм, — обратился к ней Квинн, но ей не хотелось, чтобы ее прерывали.
— Я хочу знать, Раджив, что связывает их с Клейнтьесом. Хочу знать, служил ли он, где служил, когда и как. Мне нужно знать, почему Моника Клейнтьес обратилась со своей маленькой проблемкой именно к нему!
— Мэм! — снова позвал Квинн, гораздо настойчивее.
Менц подняла голову.
— Он сбежал.
Тобела несся в самый темный угол аэропорта, не останавливаясь ни на секунду и напряженно вслушиваясь: не раздастся ли вой сирен, крики, выстрелы. Он злился на Монику, на Джонни Клейнтьеса — и на себя. Интересно, откуда властям вдруг стало известно о небольшой сделке Джонни Клейнтьеса?
Те двое в серых костюмах знали, как его зовут. Один постучал пальцем по его синей сумке. Значит, им известно, что там находится. Его вели с тех пор, как он вошел в здание аэропорта, знали что-то о нем. Должно быть, они следили за Моникой, а она привела их к его дому. Черт бы их всех побрал! Они знают все! Он бежал, оглядываясь через плечо. За ним никто не гнался. Он ведь поклялся себе: больше никакого
