человек? С меня довольно, я немедленно… — на этом голос Ричардсона умолк.
Павел ждать продолжения не стал, а рванул на голос, но по пути немного скорректировал курс, взял чуть правее. И рядом с усевшимся на палубу врачом оказался одновременно с помощником капитана. Но Ричардсону было не до почти потерявшего человеческий облик фон Штейнена. Тот, скорчившись в три погибели и уткнувшись лбом себе в колени, сидел рядом с телами двух матросов. То, что люди мертвы, Павел понял с первого взгляда. И смерть их была мучительной — об этом говорили перекошенные лица, жутко вытаращенные невидящие глаза и еще не успевшая засохнуть кровь на разбитом виске и волосах одного из них. Павел смотрел то на одного покойника, то на другого и никак не мог прийти в себя: оба убитых выглядели абсолютно одинаково. И один из них еще недавно, менее получаса назад, звал его, Павла, за собой, осматривать по приказу капитана Бриггса носовой трюм.
— Это братья, Волкерт и Бой Лоренсон, — Ричардсон первым пришел в себя, — что за?.. Мы же искали Мартенса, где он?.. Я… — Он посмотрел на Павла.
— Они умерли, раненные травой. Она вызывает у человека дрожь и сотрясение тела и потерю разума, — подал голос врач. Он отползал по доскам палубы подальше от мертвецов и постоянно оглядывался и вздрагивал.
— Клаус, прекратите этот ваш цирк, — но угроза в голосе помощника капитана прозвучала неубедительно. Еще бы — за какие-то три с небольшим часа он потерял почти половину экипажа бригантины. И если три смерти еще кое-как можно объяснить: два трупа — вот они, а один уже давно в море, то куда делся еще один?
Павел об этом не задумывался, он смотрел на зажатый в дрожащих пальцах врача предмет — тонкий, похожий на лучину или щепку. Или на заостренную с одного конца тонкую высохшую ветку толщиной со спичку, сантиметров тридцать длиной, не больше. Фон Штейнен кое-как, цепляясь за фальшборт, поднялся на ноги, перегнулся и свесился через борт так, что едва не улетел в воду. Павел успел в последний момент, схватил врача за край пиджака и потянул назад. Тот замотал головой, промычал что-то невнятно, разжал пальцы и снова грохнулся на палубу. Руки врача уже были пусты.
— Трава, их убила трава, — запинаясь, снова проговорил он.
— Какая трава? — негромко спросил Павел. — О какой траве вы говорите?
— Strychnos toxifera или Chondrodendron tomentosum. Они вызывают паралич двигательных мышц и смерть от остановки дыхания. — Если первую часть фразы фон Штейнен произнес без запинки, то вторую смог выговорить еле-еле.
— Вы уверены? Вы видели, кто это сделал? Когда? — не отставал Павел, но врач уже был почти невменяем. Он лишь мотал головой и все порывался встать.
Павел помог ему, подал руку и рывком поднял фон Штейнена на ноги. Тот постоял немного, нашарил в кармане очки, нацепил их на нос и побрел, нетвердо ступая, в сторону ведущего вниз трапа. Павел смотрел то вслед врачу, то на приближавшегося капитана. Тот шел в сопровождении Ричардсона, а следом за ними, держась в нескольких шагах позади мужа, шла Сара Бриггс. Павел заметил, что женщина успела привести себя в порядок и переодеться — на этот раз на ней было синее платье. Но бледность с ее лица никуда не исчезла, глаза горели по-прежнему, а нижнюю губу она прикусила белыми острыми зубками.
— Что случилось? — выкрикнула она, остановилась и вытянула шею, издалека рассматривая убитых.
— Сара, уйди отсюда, сейчас же! Я тебе приказываю! — резко обернувшись, рявкнул на жену капитан.
Она отступила назад, подхватила разлетевшиеся на ветру полы плаща, запахнула их, но с места не тронулась.
— Убирайся к себе в каюту и сиди там! Немедленно!
Павлу показалось, что еще немного, и здесь появится третий труп — настолько взбешен был Бриггс. Он уже с трудом контролировал себя и сдерживался из последних сил. Ричардсон аккуратно взял капитана за локоть и чуть подтолкнул вперед. А сам так, чтоб не заметил Бриггс, махнул Саре рукой — иди, мол, отсюда, и побыстрее, пока жива. И та неожиданно послушалась, двинулась назад, сначала медленно, пытаясь рассмотреть хоть что-нибудь. Но быстро развернулась и почти побежала прочь, к кормовой части корабля. Павел проводил женщину взглядом, подождал, пока она скроется из виду, и повернулся к капитану. Тот на «Патрика» внимания не обращал, он осматривал тела убитых:
— Кто? Кто нашел? Где он? Понятно. А Мартенс? Что, тоже? — Ответов не было почти ни на один его вопрос.
Павел на всякий случай отошел за крайнюю бочку с запасом питьевой воды, остановился у переборки и быстро подвел баланс первой половины дня двадцать четвертого ноября 1872 года. Второй помощник капитана умер от неизвестной болезни, один матрос просто исчез, а братья Лоренсоны убиты из неизвестного оружия зверской убойной силы. Кем, почему — тоже неизвестно, приблизительно можно определить лишь время смерти: сразу после того, как Волкерт выбрался из носового трюма и бросил Павла в одиночестве бродить между бочонков со спиртом. Видимо, его брат тоже быстро справился с заданием и они встретились здесь. И здесь же умерли.
— Патрик, вы же ушли вместе с Волкертом Лоренсоном, — вспомнил недавние события Ричардсон, — что там произошло?
— Ничего, он бросил меня одного и сбежал, — честно ответил Павел, — он осмотрел правую часть носового трюма, а я левую. И знаете, что я обнаружил?
Но помощник капитана уже не слушал путаную, почти непонятную ему речь иностранца. Павлу пришлось заставить Ричардсона обратить на себя внимание, а для этого перейти на многозначительный, правда не совсем уместный в данной обстановке шепот.
— Послушайте, Альберт, в носовом трюме вода, и ее довольно много. Я думаю, что медные листы наружной обшивки неплотно прилегают к доскам, — сообщил Павел, но к этой новости помощник капитана отнесся без должного внимания.
— Да, я знаю. Я уже нашел ящик с набором плотницкого инструмента и после ужина сам займусь этим. Мартенса нет, а именно он и был нашим плотником, — рассеянно ответил Ричардсон, не глядя на собеседника.
— Надо убрать их, и немедленно. Мы не знаем, от чего именно они умерли, — приказал Бриггс, — я не хочу, чтобы и остальных поразила неизвестная зараза. Объяснение с властями в Гибралтаре я беру на себя.
Последние слова капитан проговорил уже на ходу: он отвернулся от покойников и теперь быстро шел в строну кормовой надстройки.
Под руководством Ричардсона убитых убрали быстро — их завернули в толстую парусиновую ткань, швы зашили и унесли на корму. За всей церемонией Павел наблюдал издалека, он благоразумно решил не мешаться под ногами у матросов. Праздное любопытство постороннего человека, да еще и иностранца, может вызвать у них лишь вполне закономерную злость и желание послать наглеца куда подальше. Поэтому Павел ограничился лишь тем, что изредка посматривал в их сторону находясь на почтительном отдалении. И старательно прислушивался к доносившимся отголоскам разговора, вернее, словам, которыми изредка перебрасывались между собой матросы. Наконец все закончилось. Ричардсон быстро прошел мимо, даже не удостоив Павла взглядом, следом за помощником капитана брели двое оставшихся в живых членов экипажа. Они тоже с самым мрачным видом протопали мимо Павла и скрылись в трюме — на пассажира никто из них внимания не обратил. Вернее, покосился один, невысокий, ниже Павла на целую голову, краснолицый матрос с сильно выступающим брюшком. По выражению его лица Павлу показалось, что тот сейчас заплачет. Павел на всякий случай сочувственно кивнул ему — совсем еще молодому человеку лет двадцати с небольшим — и улыбнулся ободряюще. И снова отвернулся, уставился на блестевшую, словно начищенная медь под ярким солнцем, поверхность океана. Звуки шагов за спиной стихли, и снова вокруг не слышно ничего, кроме шума ветра, плеска волн и шороха парусов над головой.
«Их убила трава» — что хотел сказать этот безумец? А в том, что с головой у фон Штейнена явные проблемы, Павел уже не сомневался. Да еще вспомнилась сцена, произошедшая несколько часов назад: врач со сноровкой профессионального алкоголика опустошает бутылку со спиртным. И разговор о пауках незадолго до этого. Это много объясняет и ставит на свои места — похоже, у доктора развивается делирий, он же белая горячка. Странно, что фон Штейнен видит только пауков, обычно к людям в состоянии
