— Наставили винтари и давай бить прикладами. Оружье наше отняли, решили, что с нами покончено, бросили и ушли. Они, видно, шуметь не хотели. А было их человек семь. Нет, скорее десять.
— Козинские? — спросил Комар.
— Не-е! — несколько голосов опередили Витьку. — Козинские их на месте убили бы. Особенно Топора. Виктор Топоров пять малолетних кулацких девок перепортил.
— Вроде не козинские, — сказал Витька. — Да, Колька?
— Ик, да.
— Другая банда, что ли, объявилась? — спросил Комар.
— Видать, другая. Я даже одного признал. Это кривой конокрад с монастырской ярмарки.
Комбедовцы возмущенно зашумели. Надо же, уголовная шпана добралась до их села, путается в ногах революционных бойцов.
— Чудной конокрад попался, — раздался сзади нежный женский голосок. Уже одевшаяся Дашка спустилась в гостиную. — У тебя же, Витька, два золотых перстенька, как у цыгана. Хорошие были воры: винтовки взяли, золотишко — оставили.
— Ну я почем знаю? — недовольно сказал Топор. — Правда, Колька, они нас сразу бросили?
— Конечно, он мужик честный, зачем ему твои кольца, — пробормотал Савельев.
— Это кто честный мужик? — тотчас же крикнул Слепак, схватив Кольку за шкирку.
— Ну этот, которого все знают. Назаров.
Если рядовые комбедовцы только ругались, их командиры тотчас перешли к действию. Слепак по- прежнему держал за шиворот Кольку, а Комар — Витьку Топорова. Потом они, не сговариваясь, потащили свои жертвы к столу, будто выискивая, куда их ткнуть мордами.
— Нет, хороши бойцы! — орал Сенька. — Один двоих обезоружил!
— Вот я сейчас тебя в кадке с огурцами мордой искупаю! Чтобы знал, как пьяным в патруль ходить! — кричал Комар.
Он подтащил Топорова к упомянутой кадке. В последнюю минуту Витька сообразил, какой новостью можно выторговать пощаду.
— Филя, я Барыньку нашел.
Комар отпустил Витьку, и тот рухнул на пол. Рядом свалилось тело Савельева.
— Где она?! — одновременно заорали Слепак и Комаров.
— В той избе, где мы были. Я видел на лавке книжечку из Усадьбы. Старик и старуха читать не могут, — тараторил окончательно протрезвевший от страха Топор. — Значит, она там прячется.
Слепак заметался по гостиной в поисках своей шинели, но наткнулся на опрокинутый стул и упал. Его поднял Комар.
— Сеня, ты куда собрался?
— За Назаровым и этой.
— Погоди, — сказал рассудительный Комар. — Посмотри, ты же свою шинель найти не можешь. И ребята, ну видишь, как осенние мухи. А у него два винтаря и револьвер. Он нас всех из окна пощелкает. С тебя, кстати, начнет.
— Избу спалю!
— Спички по пути обронишь, — сказал Комар, умевший трезветь, когда дело касалось реальной опасности. — Он, безоружный, двоих скрутил, которые час назад пошли. Я-то этот час с Дашкой провел, а ты сколько еще выпил? Не торопись. Утром придем, на рассвете. Из кроватки вытащим.
— А вдруг он уйдет?
— Ну и черт с ним. Она-то останется.
Слепак подумал, понял, что Лариса никуда не денется, и внезапно успокоился.
— Ладно. Хватит гулять. Утром дел хватит.
Назаров правил Сивкой, насвистывая солдатские песенки, а Тимоха Баранов, развалившийся на телеге, рассказывал приятелю об окрестных местах.
— Вот на той развилке, что мы сейчас проехали, купца зарезали. Я тогда был мальцом, помню, сколько разной полиции в село съехалось. Месяц почти вели дознание, чуть всех курей у нас не подъели. А все из-за одного мертвого тела. Ты и вправду умно сделал, в Зимино заночевав. А то пошел бы ночью и с ним повстречался. Он к тебе подойдет, будет ассигнациями трясти и просить: «Возьми все, добрый человек, только душу не губи». Потом золотишком зазвенит. Вроде все как настоящее. Но упаси тебя Бог хоть монету положить в карман. Сразу купчик закричит: «Вот кто мой погубитель!» И задушит. А за перелеском Филаретова чаща начинается. Жил здесь когда-то старец Филарет, в скиту, круглый год один. Ходил босой, питался лесными дарами, от людей мирскую пищу не брал, разве огородную овощь. Со зверем лесным уживался. С медведем дружил. Откуда пришел, почему поселился здесь — никому не ведомо.
А потом к нему стала барыня наезжать, вроде как жена деда Владимира Ивановича. Он ее наставил на ум в каком-то житейском деле, она хотела отблагодарить его. Старец долго никаких даров не брал. Наконец, видно, чтоб отстала, согласился принять сапоги — за валежником ходить. Надел, залюбовался, идет по лесу, поскрипывает. Навстречу медведь. «Посмотри, Михайла Иваныч, какая у меня обновка». А Михайла старца и задрал на месте. Видно, его, возгордившегося, в мирской обувке за приятеля не признал.
Назаров рассеянно слушал болтовню Тимохи. Не перебивал. Перебьешь — так Баранов сразу начнет расспрашивать про разные фронтовые истории. А для таких рассказов сейчас у Назарова настроения не было. Взбодрив лошадь, он начал насвистывать любимую военную песню:
— Вот здесь, — самые грибные места в округе, — продолжал Тимоха. — Особо богато ближе к осени. Волнушки россыпями в папоротнике, рыжики на полянах, березового гриба — хоть косой коси, груздя навалом, ну, а сыроег как грязи. Тут еще у нас глухаря на вырубках бьют — барин дозволял. Но и других охотников хватает. Иногда волки забредут. Помнится, раз у Семки Кривоступова лошадь из саней выели — сам не помнит, как ушел. Или Егорка-пастушок…
Припомнить историю пастушка Тимохе не удалось — помешали.
— Стой! Тпрру!
Наперерез телеге вышел бородатый мужик с винтовкой на плече.
Назаров натянул вожжи, останавливая Сивку. Сзади послышался треск ломаемых сучьев — кто-то еще выбирался из зарослей. Не оборачиваясь, по доносившимся звукам Федор определил — со спины подходят двое. Тимоха же от неожиданности свалился на дно телеги, будто одновременно увидел призрак купца и живого медведя, задравшего Филарета.
Первый мужик оказался уже около Сивки, взял его под уздцы. Подошли и те двое, встали по обе стороны от телеги.
Одного из них Назаров узнал: Гришку, стоявшего по правую руку, на этот раз вооруженного охотничьим ружьем. У Гришки не только распухла челюсть, но и были подбиты оба глаза.
— С возвращеньицем, Федор Иваныч, — поздоровался мужик, успокоительно поглаживая жеребчика. — Чего смотришь, как поп на антихриста? Али не признал? Я — Афанасий Жмыхов, который Афонька-Мельник. А вот и Петр Веретенников. И Гришка-балбес.
— Здорово, ребята, — ответил Назаров. — Узнал, почему ж не узнать. Вот вы, значит, где
