тематических рисунках, с 1933 года их производство было прекращено приказом Совнаркома за вульгаризацию идей социализма и коммунизма». Уже легче, не придется искать платье с сеялкой или дымовой трубой.
Нет, нужно сначала придумать, кем она могла быть там? Рабочей? Нет, типаж явно не ее, несоответствие внешности и «маскировочного» костюма будет слишком явным, и выдаст «туристку». Служащая? Чего, какого учреждения? Конторщица какая-нибудь, бухгалтер. Ведь бухгалтера существовали всегда… Да и какая разница, ведь даются всего сутки, можно прикинуться и счетоводом. Приехала в выходной день поглазеть на самолеты, погуляла в толпе, поела мороженого и – домой, отсыпаться перед новым рабочим днем. Так что нечего тут выдумывать.
Марина закинула сумку за спину и выволокла из тюка две юбки, пару блузок и принялась критически рассматривать их.
– Померить вон там можете, – предложила полная заспанная продавец в полосатом свитере и показала Марине в дальний угол помещения. Марина глянула на стыдливо прикрытую шторками нишу и согласно закивала головой.
– Обязательно. Сейчас еще что-нибудь возьму и померяю. Спасибо. – И неторопливо пошла вдоль стеллажей и стоек с вешалками. Что бы такое выбрать, что? Одежда должна быть удобной и не выделять свою хозяйку из толпы. «В тридцатые годы популярной становится одежда белого цвета. Белый как бы подчеркивал ту атмосферу счастья и радости, в которой теперь жили все советские люди, символизировал всю гамму чувств, которую они непременно должны были испытывать». – Вот эта блузка может подойти, или эта, та тоже сойдет, – Марина выдернула из спрессованной в монолит массы вещей пару вешалок и пошла дальше. «Если бы я была актрисой или женой влиятельного человека, я бы заказала себе у самой дорогой портнихи платье модного тогда удлиненного силуэта, скроенное по косой, с чуть завышенной талией, рукавом-фонариком, маленьким отложным воротничком…» Платье! Марина швырнула отобранные вещи в первый попавшийся ящик и через зал бросилась к продавцу. Та сидела на низенькой табуретке у входа и читала «покет» в яркой потрепанной обложке.
– Где у вас платья? – на бегу выкрикнула Марина. Продавец нехотя повернула голову и ткнула пальцем себе за спину:
– Там, рядом с куртками. В ящике еще посмотрите, должны быть… – Марина кинулась в указанном направлении. Та статья в толстом «переводном» журнале была богато проиллюстрирована, а картинки заимствованы из первого советского журнала мод – вернее, не картинки, а фотографии первых советских манекенщиц. И на фоне из блуз с жабо, с кружевными вставками, воротничками и искусственными цветами, бантами, из узких, слегка расширяющихся книзу юбок длиной до колен, украшенных замысловатыми деталями и вышивками, царствовало олицетворение советской моды тридцатых годов – крепдешиновое платье с цветочным рисунком. С маленькими или средними цветочками, часто на сером, черном, бордовом или темно-синем фоне, такие платья носили с приталенным коротким пиджаком и шляпкой. Лучшего ансамбля просто не придумаешь, он универсален, так могла одеться любая женщина тех лет, независимо от своего социального статуса. Этот «камуфляж» сродни джинсам, их носят все, на их обладателей никто не обращает внимания…
Марина сбросила пальто, затолкала шарф в рукав и принялась перерывать содержимое первого ящика. Здесь поживиться ничем не удалось, она перебрала все тряпки и подошла ко второй корзине. Там тоже ничего подходящего не нашлось, Марина вертела перед глазами нечто широкое, темно-серого цвета с короткими рукавами и ассиметричным подолом. Нет, лучше не рисковать, хотя, если сверху надеть что- нибудь темное…
– Разрешите, – Марина вжалась животом в стенку контейнера, пропуская продавщицу. Та то ли соскучилась от безделья, то ли пожалела бестолковую покупательницу и теперь пришла ей на помощь. Уверенным отработанным движением она раздвинула спрессованные на вешалках вещи и извлекла из темных недр барахолки что-то легкое и пестрое.
– Вот, – не оборачиваясь, подала она Марине вещь, – и еще вот и вот. Другого ничего нет, остались только больших размеров.
Марина по очереди рассматривала платья. Это не подойдет, оно короткое, и вырез слишком велик. Зато рукава как из тех времен – с защипами, и внизу волан. Это слишком яркое: в желтом платье она будет выделяться из толпы, люди будут пялиться на нее, что негативно скажется на ходе эксперимента. Зато вот это – что надо. Черное, с бледно-розовыми крапинками, длинное, почти до щиколоток, рукав три четверти, оборки – просто сказка. Марина схватила вещь в охапку и кинулась к примерочной. Да, лучшего ей не найти, сидит почти идеально, вырез, правда, какой-то дурацкий, но его можно легко прикрыть.
– Вам идет, – не глядя на покупательницу, заявила продавец.
– Спасибо, – Марина вышла из-за темно-зеленой брезентовой шторы и остановилась перед стойкой с легкими куртками и пиджаками. «Вот этот должен подойти», – она сняла с рейки сразу два пиджака, один снежно-белого, другой – темно-серого цвета.
– Это мужские, – предупредила продавец.
– Ничего, – Марина с добычей скрылась в примерочной.
«Для советского городского костюма тех лет очень характерным являлся ансамбль, состоящий из приталенного пиджака, напоминающего мужской силуэт, надетого поверх легкого платья в цветочек». В большом зеркале Марина сейчас видела ожившую иллюстрацию к этим строкам из справочника. Белый пиджак не подошел, на спине у него обнаружилось плохо застиранное пятно, зато серый был безупречен. Отвороты и лацканы надежно скрывали вырез платья, цвет идеально подходил к цвету ниток на отсрочке подола.
Осталось подобрать подходящую обувь на плоской подошве, шляпку и сумку. Впрочем, сумка уже есть, небольшая, молочно-белого цвета, с двумя ручками, ее носят на сгибе локтя. Это будет удобно, когда заработает камера и диктофон. Или диктофон придется убрать в рукав? Но это ей скажут только в фирме «Сколково. Хронотуризм»…
«Кстати, о хроно. Год, месяц… Господи, я еще не думала об этом… Какой год? Тридцать пятый? Там еще была карточная система, можно с голоду помереть. Хотя за сутки еще никто не умер. Тридцать седьмой? Тридцать восьмой? Нет, страшно. А вдруг прямо на улице заберут, во время интервью, или сдадут бдительные граждане… Нет, тоже не то», – мысли путались, цеплялись одна за другую, не давали сосредоточиться. Интервью, интервью… Вопросы так и не просмотрела, да еще и книги эти дурацкие тащить, на кой черт они ему понадобились, у ректора специализация по Средним векам! Хотя те книжищи еще толще были, каждая килограммов по шесть-семь весила, если не больше. Но их, кажется, жгли тогда… Черт, опять не о том…
– Девушка, мы скоро закрываемся! – прокричала из-за шторки продавец. – Вы берете что-нибудь или нет?
– Да, да, беру! Извините, я сейчас переоденусь, – опомнилась Марина, стащила с себя пиджак и платье, натянула водолазку и джинсы, накинула пальто и вышла из примерочной.
– Восемьсот рублей, – огласила сумму продавец, отдала Марине чек, сдачу и легкий пакет с покупками.
– Спасибо, – Марина выбежала из магазина в подземный переход и бросилась к вокзалу. В электричку она успела вскочить в последний момент, прошла по вагонам вперед, уселась на свободное место. «На ноги тапки светлые надену, кожаные, на шнурках, шляпа… Вообще, желательно, конечно, не выделяться, но обойдусь. Расческу еще не забыть, зубную пасту», – Марина достала из сумки блокнот и авторучку. Из электрички она вышла с готовым списком вещей первой необходимости, по дороге домой подкорректировала его и выкинула половину.
– Это же всего на сутки, – убеждала она себя, – и ехать-то никуда не придется. Привет, мой хороший, не кричи так, я уже дома! – Марина захлопнула дверь и первым делом погладила орущего от возмущения кота. Тот бегал за хозяйкой по квартире и громко выражал свое недовольство ее поздним возвращением.
– Тихо, тихо, – приговаривала Марина, – успокойся. И тебе еще кормилицу надо найти, и тебе, моя красавица, – она посмотрела на кашпо с орхидеей. За день с цветком ничего не произошло, бутоны остались в прежнем положении, только листья немного повернулись к свету. Кот в последнее время проявлял к растению нездоровый интерес, поэтому Марине пришлось убрать цветок на полку почти под самым потолком и забаррикадировать подход к нему двумя тяжелыми томами по искусству Древнего Рима. Взгляд упал на
