году, когда в магазине за курами надо было записываться в четыре утра. А потом караулить очередь и биться у прилавка за свое право еще несколько дней не умереть от голода. Но это было потом, через много лет после тех времен, когда за просмотром этих страниц и суп казался вкуснее, и даже овсяная каша не застревала в горле.
– Погоди, – остановил Сорокового Алексей, – успеем еще, торопиться некуда. Официант! – окрикнул он громко и требовательно пробегавшего мимо человека в черно-белой униформе. Тот глянул мельком на нетерпеливого посетителя, увидел синие петлицы со «шпалой», награды, решительное выражение лица и изменил направление бега.
– Прошу вас, – на стол перед Алексеем легло меню. – Салаты быстро приготовят, а вот горячее подождать придется. Видите, сколько народу? – широким жестом обвел он зал.
– Вижу, – Алексей подал меню Марине. – Выбирай. Что ты будешь пить?
– Шампанское, – не раздумывая, ответила Марина.
– Отлично. А есть?
«Не знаю, – крутилось у нее в голове, – понятия не имею». А есть хочется зверски, прошло – Марина посмотрела на «Тиссо» – больше четырех часов с того момента, когда они покинули аэродром. Аппетит разыгрался нешуточный, желудок немедленно отреагировал на слово «есть», заурчал и Марина ткнула пальцем в первые попавшиеся строки меню.
– Салат из крабов, бутерброды с икрой, суфле из шпината с ветчиной и лимонное желе, – Алексей согласно кивнул в ответ, забрал у нее меню и принялся изучать его.
– Часики какие у вас, – прищурившись, еле шевеля криво накрашенными губами, проговорила Пичугина, – заграничные, наверное?
– Да, швейцарские, – небрежно махнула рукой Марина. Она давно перестала замечать купленный на распродаже по случаю закрытия магазина кварцевый «Тиссо» и сначала даже не поняла, о чем идет речь.
– Понятно, – отозвалась Груня, – очень, очень красивые.
«Батарейку два года не меняла», – мелькнула мысль и тут же исчезла: справа раздался взрыв не хохота – ржания, энергичного и мощного, его раскаты долго не умолкали. За первым порывом последовал второй, но это уже веселились за другим столиком. Официант вздрогнул, как укушенный осой, но голову не повернул.
– Ишь, гогочут, – прогудел канавщик Зезюлин, – как кони в поле.
Марина вытянула шею и посмотрела в сторону рояля. Там веселье уже шло вовсю, слышался звон бокалов, что-то со стуком падало на пол, ржание перекрывали несвязные выкрики, а между столиков сновали официанты. Внимание обслуживающего персонала почему-то сосредоточилось на той части зала, вторая половина обслуживалась по остаточному принципу.
– Кто это? – спросила Марина у Зезюлина. Тот набычился, пошевелил бровями и открыл уже рот, но сказать ничего не успел.
– Стахановцы, – между вазой с фруктами и букетом показались усы Сорокового, – а вон и сам, за тем столиком. В белом костюме, – сталевар завода имени Коминтерна большим пальцем указал куда-то себе за спину и весело оскалился желтыми прокуренными зубами. Марина выглянула из-за колонны, но толком разобрать ничего не смогла, увидела только спины и разномастные головы в сизом чаду – там уже начали курить.
– А вы тогда кто? – Марина посмотрела сначала на канавщика, потом на Сорокового. – Разве не стахановцы?
– И мы тоже, – с достоинством отозвался Зезюлин и пояснил: – Только они шахтеры, с них, вроде как, все и началось. А мы, производственники, так, мимо проходили и примазались. Второй сорт.
«Ничего не понимаю, – крутилось в голове у Марины, пока она осматривала то зал, то соседей по столику. – Какой еще второй сорт… Стахановец второго сорта, это надо запомнить, может пригодиться для диссертации». По времени возникновения мысль была также уместна, как крабы в мадере во время войны.
– Так о чем вы? – Алексей отдал меню официанту и взял Марину за руку. Сороковой уселся на стул и разгладил свои роскошные усы.
– Да вот – сидим тут уже третий час, – задумчиво прогудел Зезюлин, – и все никак не выпьем. Словами-то сыт не будешь.
Канавщик исподлобья взглянул в спину официанта, застегнул пиджак и нахохлился. Пичугина открыла свой ободранный ридикюль и принялась копаться в его недрах, грузчик с Турксиба изучал многоцветный купол потолка у себя над головой. И прозевал возвращение официанта, встрепенулся так резко, что чуть не врезался макушкой в уставленный тарелками поднос.
– Прошу вас, – перед Мариной оказался вожделенный салат, ваза с фруктами переехала на край стола, и на ее месте появилось набитое колотым льдом ведерко из светлого металла с бутылкой шампанского внутри. Алексей вытащил ее, сорвал фольгу и взялся за пробку.
– Осторожно, – Марина отъехала вместе со стулом к колонне и зажмурилась, но ничего страшного не произошло. Тихий хлопок, негромкое шипение и фужер перед ней наполнился игристым вином. Сороковой завладел графином и щедро разливал по стопкам соседей водку, а Груне налили красного вина из оплетенной сеткой бутыли. Тарас взял двумя пальцами свою емкость за края, поднял и произнес с придыханием:
– Ну, давайте.
– А за что пьем? – встряла Пичугина. Свой бокал она держала крепко, зажала его тонкую ножку в кулак и прикрыла ладонью.
– Да, за что? – согласился с многостаночницей канавщик, и за столиком снова стало тихо. Все растерянно смотрели друг на друга, и никто не решался ни выпить, ни заговорить.
Пичугина Груня обвела всех презрительным взглядом блеклых голубоватого цвета глазок под слипшимися от густой туши ресницами и с чувством произнесла, глядя на колонну за спиной у Марины:
– Давайте выпьем за то, что под мудрым руководством товарища Сталина наша страна свободного труда идет вперед исполинскими шагами, превращаясь в страну…
– Ура! – перебила Пичугину Марина, вскочила на ноги и, как воду, залпом выпила шампанское. – Ура, товарищи! Ура стране свободного труда!
Все вскочили следом за ней, от столкнувшихся посудин раздался дружный звон, и только Пичугина поерзала с недовольным видом на своем стуле, но тоже соизволила приподняться и пригубить из своего бокала.
На них оглянулись из-за соседнего столика, и Марина едва удержалась, чтобы не показать соседям- производственникам язык. Но на них скоро перестали обращать внимание, тем более что все уже расселись по местам и принялись за еду. Минут пять было очень тихо, слышался только стук приборов по тарелкам. Марина отправила в рот первую порцию салата и зажмурилась. Похоже, что это действительно настоящие крабы, а не фрагменты насильственно умерщвленных варварским способом мутантов из крохотной баночки. «Вкусно-то как», – Марина не заметила, как прикончила всю немаленькую порцию закуски и потянулась к следующей тарелке. Бутерброды с икрой тоже не подвели, но закончились очень быстро, а до суфле из шпината с ветчиной было еще далеко. Официанты носились мимо и теряли слух, как только кто-либо пытался привлечь их внимание.
– Ну что, может, по второй? – дожевав салат, предложил Сороковой.
– Конечно, – с энтузиазмом отозвалась Марина. Алексей кашлянул негромко, Марина глянула на него и отвернулась. Опустевшая наполовину бутылка «Советского» вернулась в ведерко, Пичугина уже вцепилась в свой бокал, остальные подняли полные стопки.
– За скорейшее уничтожение явных и скрытых врагов стахановского движения! – провозгласил сталевар и первым опустошил свою емкость. Канавщик, грузчик и многостаночница тоже ждать себя не заставили, и на белую скатерть вернулась пустая посуда. Мрамор холодил прикрытую лишь тонкой тканью спину, Марина прислонилась к колонне и оглядывала зал. За соседним столиком уже прикончили всю водку и теперь тщетно пытаются отловить официанта, чтобы потребовать добавки. За фонтаном с нимфой началось движение, стахановцы обоих сортов бродят по залу, высматривая в толпе приятелей и знакомых, слышны приветственные возгласы и крики.
