смог излечить женщину, пробывшую калекой восемнадцать лет. Но один из начальников синагоги снова упрекнул меня за врачевание в Субботу. Человек он был богатый и самодовольный и сказал так:
— Шесть дней отведено людям для трудов. В эти дни их можно лечить. Но не в Субботу.
Я на это ответил:
— Ты же в Субботу отвязываешь быков, выпускаешь их из стойла и ведешь на водопой. Но путы, что связывают эту женщину, ты развязывать запрещаешь. И это в тот день, когда мы празднуем величие трудов Господних!
Однако он был готов к спору.
— В Субботу многие вовсе не отвязывают быков. Тропа настоящей веры — узкая тропа.
Я возмутился. Но вместо того чтобы воскликнуть: «Лицемер! Ты водишь быков на водопой каждую Субботу! Ты не допустишь, чтобы они страдали от жажды и теряли в весе», я осмотрительно сказал:
— Узка тропа, что ведет к жизни. Зато дорога к погибели весьма широка.
Он довольно кивнул, словно подобрался наконец к самой сути.
— В ясные дни человек не споткнется на широкой столбовой дороге своей простой, бесхитростной веры, — сказал он. — Но в дождь или ночью вся ширина ее превращается в непролазную топь. Ищи узкую тропу меж камней, Иешуа. И не врачуй в Субботу. А то споткнешься на широкой дороге.
Он по-отечески похлопал меня по плечу, и вера моя убавилась от его прикосновения, уверенного, самодовольного. Пальцы богача словно говорили мне: «Уважай слова мои. Они покоятся на серьезном основании».
Он посрамил меня в споре. Я снова оказался беспомощен и бессилен в своей родной назаретской синагоге.
25
Однако, покинув Назарет, я воспрянул духом и преисполнился новых надежд и замыслов. Пришла пора разослать моих гонцов по городам и весям. Не исключено, что они смогут творить чудеса ничуть не хуже меня. Ведь молва об удивительных исцелениях уже бродит по свету, и теперь многие будут готовы поверить моим апостолам.
Я велел им отправиться в дорогу с одним лишь посохом — без хлеба, без денег, без лишней одежды. И сказал:
— Не кочуйте из дома в дом, живите на одном месте, пока не покинете селение. Если же вас не примут, уходите сразу. И отряхните грязь с ног своих. Тогда путь покажется вам легок.
Я твердо знал, что смогу передать ученикам часть того могущества, которым наделил меня Господь, только если буду сам трудиться — неустанно и себя не жалеючи. Стоит человеку пожалеть себя, он тут же вступает на тропу саморазрушения. А для Сына Божия это справедливо вдвойне. Так пусть это будет вдвойне справедливо и для его последователей.
Я дал им и другие наказы. На самом деле им предстояло многому научиться. Причем за малый срок. Поэтому говорил я коротко и сурово. Я начинал понимать, что покаяние в грехах всегда связано с душевной смутой: душа шарахается из стороны в сторону и нет ей покоя. В такие минуты слово тихое и мягкое не всегда уместно. Его могут просто не услышать.
Кроме того, я велел им не беспокоиться, если они не во всем разобрались досконально. Их знаний все равно достаточно, чтобы учить других.
— То, что вы слышите, есть мудрость Господня. Ее и проповедуйте, взобравшись… ну, хоть на крышу. И никогда не бойтесь тех, кто готов умертвить ваше тело. Душу им все равно не убить. Лучше бойтесь Бога. Он может разрушить и душу, и тело. Главное, помните: Богу известно все. Даже воробей не упадет на землю без того, чтобы Отец наш об этом не узнал. Посему вперед, без страха. Вы стоите многих воробьев.
Следующие слова дались мне нелегко. Слишком много в них было гордой самонадеянности. Но их выбрал сам Господь и вложил в мои уста:
— Знайте, кто отвергнет меня, того я сам отвергну перед Отцом моим.
Некоторые из учеников отшатнулись. Они знали, что не готовы признаться каждому встречному, что они — мои соратники.
Я заглянул в глаза каждому из двенадцати и произнес:
— Я пришел не с миром, а с мечом. Раньше-то я говорил совсем другое. И я
действительно пришел, чтобы принести на землю мир, но теперь Бог дал мне увидеть многие битвы, которые грянут до того, как этот мир настанет. Сердце мое сжималось от боли: ведь я так и не помирился с Марией, когда побывал в Назарете в последний раз. Поэтому теперь меня снедал не только Божий, но и свой собственный гнев. Моя семья вселила в меня душевный разлад. Я сказал:
— Врагами человека могут быть и близкие его. Кто возлюбит отца и мать превыше меня, те меня недостойны. Чтобы обрести жизнь, надо сперва ее потерять. Но тот, кто расстанется с жизнью ради меня, обретет ее вновь. Апостолы плакали. Представив, что отдают жизнь за друга, они, как это водится, прониклись к себе жалостью и ощутили в себе истинное благородство. Человек всегда готов скорбеть о себе. И тогда я начал рассказывать им законы любви, потому что законы эти покрыты великой тайной. Я промолвил:
— Любите друзей своих, как душу свою. Берегите их как зеницу ока. Радуйтесь всякий раз, когда можете взглянуть на них с любовью. И знайте, нет тягостнее преступления, чем огорчить душу брата своего.
Ученики вздохнули в ответ. Они видели разом и правоту мою, и то, как трудно следовать таким законам.
С этим я и отослал их учить людей.
Сам же удалился в пустую пастушью хижину в горах над Капернаумом. И попытался унять снедавшие меня страхи.
Но страхи были ужасны. И приходили они во тьме ночи, сковывая руки и ноги мои, точно цепями. Я не ведал, куда идти дальше.
26
Первый страх был самым худшим. И это был не сон. Я узнал, что погиб Иоанн Креститель. Зарезан в темнице крепости Махерус. И убить его велел царь Ирод Антипа.
Еще когда до меня дошла первая весть о пленении Иоанна, я стал уповать на Господа. Я верил, что Бог освободит Иоанна. Теперь же я понял, что даже самые твердые мои убеждения могут оказаться ошибкой. Казалось, я поскользнулся на краю высокого утеса и земля теперь уходит из-под ног.
За первым страхом шел второй. Люди уже поговаривали, будто Иоанн восстал из мертвых. И идет по земле, творя великие деяния и чудеса. Некоторые решили, что Иоанн и Иисус — один и тот же человек. Угроза была ясна. Если Ирод Антипа убил Иоанна единожды, он может убить его и во второй раз. Видения страшной Иоанновой смерти терзали меня во сне.
Ученики подробно рассказали мне, как все это случилось. Они слышали многое и от многих. Сначала Ирод заточил Иоанна в темницу за такие слова: «Брать в жены вдову брата твоего противу закона». Иродиада, бывшая когда-то женой Филиппа, Иродова брата, стала теперь женой самого Ирода Антипы. Слова Иоанна пришлись ей не по нраву, и она принялась бранить его и поносить. А потом перекинулась на самого Ирода Антипу. За то, что тот не наказал Иоанна. В конце концов он приказал своим стражам арестовать проповедника. Не устоит монарх против праведного гнева неправедной царицы.
Но Иродиада никак не могла уговорить царя назначить день казни Крестителя. Царь боялся его убить. Кто знает, какой силой наделил Бог своего Иоанна?
На день рождения Ирода Антипы в крепости Махерус устроили пир. Саломея, дочь Иродиады и
