– Странно, почему все считают нужным давать мне советы?
– Нам на вас не наплевать, Эрнст. И совет вам не помешает. Вы долго отсутствовали, верно? Здесь все очень быстро меняется.
Мильх закрыл блокнот и отдал Эрнсту.
– Я готов обсуждать вопрос. Но мне нужно увидеть самолет.
– Вы дадите мне денег на покупку машины?
– Конечно нет, – сказал Мильх. – Вы знаете, у кого просить денег.
– Сейчас историческое время, – сказал Толстяк.
– Безусловно, – согласился Эрнст.
– Очень скоро мы возьмем власть в свои руки. – Толстяк сложил мясистую ладонь чашечкой, а потом стиснул пальцы хватательным движением. – Вы думали о том, чтобы вступить в партию?
Эрнст молчал.
– Не тяните слишком долго, – дружелюбно сказал Толстяк. – Как только мы придем к власти, все повалят к нам толпами.
Эрнст зажег сигару, чтобы скрыть свое отвращение.
– Я был Америке, – сказал он.
– Слышал. Ну и как там?
– Интересно. У них есть замечательный самолет, который может пикировать с работающим двигателем. «Кертис».
– Да ну?
– Нам нужно построить такую же машину.
Толстяк хихикнул.
– Чтобы вы могли полетать на ней?
– Для использования в условиях боевых действий. Высокая точность бомбардировки. Вдобавок, это мощное психологическое оружие.
– Хм-м… Вы говорили с Мильхом?
– Да. Он хотел бы увидеть «кертис». Я бы мог привезти один такой самолет для испытаний, на них ограничения не распространяются, но у меня нет денег.
– Сколько вам нужно?
Эрнст назвал сумму, и Толстяк даже глазом не моргнул.
Разговор перешел на другие темы.
Через месяц партия Толстяка стала правящей.
Эрнст стоял у окна отеля и смотрел, как отряды штурмовиков в коричневой форме проходят парадом перед своим лидером, час за часом. Они больше не походили на уличные банды. Они походили на армию. Над головами штурмовиков плясало в темноте пламя дымящихся факелов. Над головами развевались знамена. Черно-бело-красные. Как бешено они пульсировали в ночи, эти кроваво-красные пятна.
Толстяк стал министром авиации, а Мильх его заместителем.
Спустя некоторое время почтальон принес Эрнсту на Поммершен-штрассе письмо со штемпелем министерства авиации. В нем говорилось, что министерство решило купить два самолета «кертис-хок» и после испытаний готово разрешить Эрнсту совершать на них демонстрационные полеты.
На следующей неделе Эрнст вступил в партию.
Словно призраки, мы подлетаем к кладбищу рехлинского аэродрома.
Пять дней назад, когда мы прибыли сюда, чтобы пересесть на вертолет, в людях здесь еще чувствовалась некая безумная сосредоточенность на цели. Теперь только бесконечная усталость. Ангары пусты, и лица встречающих нас людей бессмысленны.
И малочисленны. Все начальство перебралось в более безопасное место.
Мы приземляемся на летной полосе, все еще сохранившейся в сносном состоянии. Отказавшись от помощи, генерал сам с трудом вылезает из кабины и ковыляет на костылях к главному административному зданию с затемненными окнами. Один раз он спотыкается и роняет костыль; он чертыхается голосом настолько слабым, что всем понятно, насколько ему худо, но не принимает ничьей помощи и поднимает костыль сам.
Войдя в здание, генерал направляется по узкому коридору к кабинету начальника аэродрома, включает там свет и становится за столом. Он обращается к нам.
– Мне поручено принять командование военно-воздушными силами Рейха, – говорит он. – Я прибыл сюда, чтобы отдать приказ немедленно стянуть на один аэродром все имеющиеся в нашем распоряжении силы и атаковать позиции русских вокруг Канцелярии. Одновременно с воздушным налетом наши войска предпримут попытку прорвать осаду Берлина с юга. Я знаю, всех вас подбодрит сообщение, что бои продолжаются. Наши самолеты соберутся здесь, в Рехлине; по моим расчетам, они начнут прибывать в ближайшие полчаса. Вопросы есть?
Несколько секунд все молчат. Ни у кого на лице не дрогнул ни один мускул. Потом один человек, стоящий впереди, откашливается. Его зовут Пауль; я немного с ним знакома. Молчаливый, но надежный; ветеран аэродромной команды.
– Я бы хотел сказать одну вещь, герр генерал, если позволите, – говорит он.
– Слушаю вас. – Генерал немного передвигает костыли, принимая чуть более удобное положение.
– Топливо. У нас нет топлива.
Лицо генерала мгновенно принимает холодное выражение.
– Мне не нравится ваш тон. В нем чувствуется пораженческое настроение.
– Виноват, герр генерал.
– Радиоприемник работает?
– Да, герр генерал. Мы ловим много русских радиопередач.
– Ничего удивительного, поскольку противник так близко. Кто ваш радист?
Невысокий человек с рыжеватыми волосами нервно переступает с ноги на ногу и говорит, что радист он. Он похож на торговца пылесосами. У него сильно дергается одно веко.
– Отлично, – уныло говорит генерал. Он шарит в кармане мундира и, не найдя нужной вещи, выдвигает ящик стола. Он хмурится, вынимает оттуда сложенный в несколько раз лист и разворачивает. Это чертеж фюзеляжа.
– А это еще что такое? Почему не в сейфе? Сколько еще таких чертежей валяется где попало?
Он обводит присутствующих гневным взглядом. Все кажутся смущенными.
Генерал открывает все выдвижные ящики и выкладывает их содержимое на стол. С дюжину чертежей.
Он роется в куче на столе и наконец находит карандаш и чистый лист бумаги.
– Итак, давайте приступим к делу. Сколько всего самолетов на вашем аэродроме?
– Исправных, герр генерал?
– Да, разумеется.
– Два, герр генерал.
– Два?
– Так точно.
– Хорошо. Что за самолеты?
– «Ю-пятьдесят два» и «Место десять», герр генерал.
Генерал пишет на листе бумаги.
– Но у «юнкерса» нет топлива.
Карандаш замирает. Генерал кладет его на стол. Потом комкает лист бумаги и бросает в мусорную корзину.
Тяжело опираясь на костыли, он выходит из-за стола.
– Покажите мне рацию.
Он выходит из комнаты в сопровождении радиста, бросив через плечо, что желает видеть всех нас здесь через тридцать минут.
Я выпиваю кружку горячего бульона, которую мне любезно предложили, и брожу по гулким пустым ангарам. Я разговариваю с призраками своих самолетов. Мне кажется, будто у меня за спиной стоит
