могучей груди. Посмотрел ей в глаза, увидел притаившийся на их дне страх.
«А ведь надо бы на самом деле продать ее, — подумал он. — Это сразу решило бы все проблемы. Отцу и брату она не понравилась. Бретта и вовсе увидела в ней соперницу, врага».
И все же Торн знал, что не сможет продать эту девушку. Да, он околдован ею, но не только в этом дело. Разве может он продать ее и никогда больше не видеть этих прекрасных нежных глаз, похожих на распустившиеся фиалки?
Внезапно Торн подумал о том, что не сможет жениться на Бретте до тех пор, пока с его души не будет снято заклятие.
Заклятие Фионы.
— Нет, я не продам тебя, пока это возможно. Но если ты не снимешь с меня своего заклятия, я, возможно, буду вынужден это сделать. Да и моя жена будет настаивать — Я хочу, чтобы в моем доме царили мир и покой.
— Я ничего не могу сделать, викинг, — побледнела Фиона. — Я же не ведьма. Загляни в свое сердце и увидишь, что я говорю правду.
Торн приблизил к ней свое лицо и шепнул чуть слышно:
— Когда я заглядываю поглубже в свое сердце, то вижу там нечто такое, чего предпочел бы не видеть вовсе.
4
Фиона опустила взгляд, чтобы не видеть глаз Торна — прозрачных, блестящих, волнующих, исполненных страсти. Она вспомнила предсказание Бренна, и ей захотелось убежать отсюда как можно быстрей и как можно дальше. Далекое будущее казалось ей непостижимым, а близкое — ужасным. Разве могла она представить себе когда-нибудь, что ей придется жить бок о бок с жестоким викингом — убийцей, морским разбойником? Разве могла она подумать, что настанет день, и ее кожу будут ласкать руки, обагренные кровью невинных жертв? Что эти жестокие, привыкшие командовать губы будут касаться ее губ? Боже, боже всемилостивый, неужели ты допустишь, чтобы еще одна христианская душа попала в лапы дьявола?
Торн заметил, что мысли Фионы блуждают где-то далеко, хотя ее губы были совсем рядом — так, что он мог чувствовать легкое дыхание девушки. Торн потянулся к этим нежным губам, но в последний момент отпрянул.
«Что я делаю, сумасшедший? — подумал он. — На нас же смотрят!»
— Бретта права, — сказал он вслух, шумно потянув воздух носом. — Ни тебя, ни меня нельзя пускать в дом. Сначала — в баню.
Он махнул рукой, подзывая рабыню, которая делала что-то неподалеку.
— Принеси в баню чистую одежду, Тира. Я должен вымыться, прежде чем войду в дом. И принеси пристойную одежду для моей новой рабыни. Не следует одевать рабов слишком роскошно.
— Слушаю, хозяин, — сказала Тира и добавила уже на бегу, повернув к ним свое милое личико: — Добро пожаловать домой.
— У вас есть бани? — спросила Фиона.
Вот так неожиданность. Честно говоря, Фиона была уверена, что викинги не моются вообще никогда.
— А как же. Вот, погляди. — Торн указал рукой на небольшой домик круглой формы. — Настоящая баня. Как раз на двоих.
— Н-на двоих? — испуганно переспросила Фиона. — Ты что, туга на ухо? Пойдем. Помоешь хозяина.
У нас это делают рабыни, — хохотнул он и потащил Фиону к круглому домику.
Баня была прокопченной и темной — без единого окна. Освещал ее отблеск углей из жаровни, возле которой стоял большой чан, видимо, с горячей водой. Над ним поднимался пар. Посередине возвышалась большая деревянная лохань для купания с высокими бортами. Фиона осмотрелась, чувствуя, как страх заползает в душу. Она останется здесь наедине с Торном. Участь ее незавидна. Она согласилась бы жить в этой уродливой бане совсем одна, впроголодь, только бы он оставил ее в покос.
В ту же минуту в баню вошли несколько мужчин-рабов. Они принесли деревянные ведра с холодной водой, вылили ее в лохань, добавили горячей. Теперь все было готово для вернувшегося молодого хозяина. Торн убедился, что все сделано как надо, и отослал рабов прочь. Тут вновь появилась Тира с чистым бельем в руках. Она аккуратно разложила одежду, приготовленную для Торна, на сухой скамье и принялась раздеваться сама.
— Я искупаю тебя, хозяин.
Торн в ответ отрицательно взмахнул рукой:
— В другой раз, Тира. Сегодня меня вымоет Фиона. Только теперь до сознания Фионы дошло, что все они говорят по-гэльски. Значит, Тиру привезли из тех же краев, где родилась и Фиона.
— С радостью готова уступить, — не задумываясь выпалила Фиона и улыбнулась Тире.
Может быть, они сумеют подружиться с этой девушкой. Это было бы очень кстати.
— Кто тебя спрашивает? — удивился Торн. — Тира, отправляйся к моему отцу и брату и делай, что они скажут. А мыть меня будет отныне твоей обязанностью, Фиона.
Тира бросила на Фиону такой взгляд, что сразу стало ясно: дружбе между ними не бывать.
— Если твоя новая рабыня не угодит тебе как надо, хозяин, я в любую минуту с радостью заменю ее, — сказала Тира.
Она состроила гримаску на своем хорошеньком личике, поправила юбку и выпорхнула вон из бани, сверкнув на прощание стройными лодыжками.
— Ты знатный человек? — поинтересовалась Фиона.
— Да. Мой отец — ярл. Это по-вашему то же самое, что граф. Он в большом фаворе у нашего конунга Харальда Рыжего. А теперь хватит болтать, помоги мне раздеться — вода остынет.
— Нет, хозяин, — копируя интонации Тиры, ответила Фиона.
— Не испытывай мое терпение! — Торн с грохотом поставил на скамью свою ногу и толкнул Фиону в шею так, что она упала на колени. — Снимай сапоги.
Фиона стиснула зубы и… подчинилась.
Когда она, развязав ремни, стащила с Торна оба сапога и поднялась с колен, у нее не только разжались зубы, но и приоткрылся рот, потому что Торн успел освободиться от кольчуги и нижней рубахи и теперь преспокойно скинул штаны и предстал перед Фионой совершенно обнаженным. Она невольно подумала о том, насколько же голый человек не похож на себя самого одетого. Грудь Торна покрывали волосы — светлые, тонкие. Ниже, на животе, они становились темнее и гуще и наконец превращались в изрядную поросль, сбегая к паху. Тело викинга было все в шрамах, подживших и совсем свежих, еще не зарубцевавшихся, ярко-красных. Под кожей перекатывались плотные жесткие мускулы.
И — ни грамма жира на всем теле.
Фиона впервые видела полностью обнаженного мужчину. Чувствуя, что выглядит глупо, она все равно не могла отвести изумленного взгляда от его возбужденной плоти.
Сам же Торн, казалось, чувствовал себя совершенно естественно. Он спокойно подошел к огромной лохани и легко залез в воду.
— Давай, — поманил он Фиону пальцем. — Вода отличная.
— Нет, я потом, — воспротивилась Фиона.
— Ты не сможешь вымыть меня, оставаясь снаружи. Давай, давай! Или ты ждешь, чтобы я сорвал с тебя твои тряпки?
Последняя надежда Фионы — на то, что, может быть, ей удастся остаться одетой, рухнула.
— Раздевайся, чего ты ждешь? — поторопил ее Торн. — Стесняешься? Так я уж видел тебя голой.
Новая волна краски залила щеки Фионы. Все правильно. Он уже видел ее обнаженной, и Фиона никак не могла об этом забыть.
— Но, может быть, все-таки Тира, я ничего не умею, — начала она, пытаясь все еще избежать неотвратимого.
— У Тиры другие дела. И хватит болтать. Не забывай: я — хозяин, ты — рабыня. Мигом скидывай свое тряпье и лезь в лохань.
Голос Торна звучал твердо и властно.
