Иллюзионист

нахлынуло на него, а оставило равнодушным. У него не было желания взобраться на далекий горный кряж и посмотреть вниз на Озеро. У него не было желания увидеть свою деревню. После пятнадцати лет отсутствия даже и думать было нечего, чтобы встретиться с женой.

Елизавета. Острая на язык и добросердечная, она всегда переживала из-за денег. Он был ей плохим мужем. Времени не хватало. Вот и теперь не было времени. Возможно, когда-нибудь время появится и тогда он вернется.

Он повернулся и пошел своей дорогой. До города оставалось несколько миль. Пока он шел — странно, но, как только он определился, куда ему надо идти, никто не предлагал подвезти его, и он шел уже несколько дней, — его глаза были прикованы к заливу и маленькой бухте, расположенной на его северной оконечности. Издали она казалась совсем крошечной на фоне бескрайнего неба, но при штормовом ветре с запада в ней не поздоровится.

Именно в гавань он и направился, как только достиг города Набережная — лучшее место, где можно узнать новости. Он в изнеможении сел на швартовую тумбу неподалеку от волнореза и через какое-то время поймал себя на том, что смотрит на странную каменную башню слева от него. Что-то в ней привело его в недоумение. Он попытался сообразить, для чего она предназначена.

Он решил без промедления приступить к своему делу, как только найдется подходящий человек, который мог бы ответить на его вопросы. Но, к своему удивлению, он вместо этого стал спрашивать о башне.

— Вот ведь что интересно, — сказал плотник, охотно отложив в сторону молоток. — Еще недавно я бы сказал, что это бесполезная вещь, зря столько хорошего камня потратили. Но месяц назад в этой башне произошло нечто особенное — я это видел собственными глазами, поэтому не думайте, что я рассказываю небылицы…

— Это, в общем-то, не имеет значения, — сказал Кефа. — Не хочу отнимать у вас время…

— Время? Господь с вами, сейчас мертвый сезон. Месяц назад в этой башне — учтите, дело было ночью, но я все прекрасно видел, и не я один, — была женщина, которая держала в руке факел, у нее были длинные золотистые волосы, распущенные, очень красивые, и она высовывалась вон из того окна…

— Какого из них? — спросил Кефа.

— В этом-то и дело, понимаете? Она высовывалась из всех окон!

— И что в этом особенного?

— Она высовывалась из двенадцати окон, — терпеливо объяснял плотник, — одновременно!

— Спасибо, что из-за меня прервали работу, — сказал Кефа, — но мне пора…

— А мужчина, который был с ней, он сказал, что, если мы все придем на то же место на следующее утро, он расскажет нам, в чем дело. Что-то про свет и как он оказывается в разных местах. Я не пошел…

— Как его звали? — резко спросил Кефа.

— Как я уже сказал, я не пошел утром, поэтому я так ничего и не узнал об этом, но, как я понял, он был каким-то магом. Я вам так скажу, все это было сделано при помощи зеркал.

— Как мне его найти? — настойчиво спросил Кефа.

— Бог с вами, их уже здесь нет. Они всего-то пробыли несколько дней. Я слышал, они отправились дальше по побережью. Вы их найдете в Тире или в Сидоне. Он ваш друг, что ли?

— Когда за тобой придут, — сказал зелот, — не говори, что твой хозяин сбежал.

Странно, что именно эта фраза была сказана первой после целого дня молчания. Деметрий безуспешно попытался угадать, о чем думал зелот, прежде чем произнести эту фразу.

— Почему? — спросил он.

— Тебе не поверят. Они подумают, что ты дерзишь. Киттим не переносят дерзости. В глубине души они чувствуют свою неполноценность. — Он улыбнулся. — Они и есть неполноценные.

— За мной придут? — прошептал Деметрий. Он так долго здесь находился, что стал верить, что будет здесь всегда. С чего им о нем помнить? Он не был кем-то важным.

— Они никогда ничего не забывают, — сказал зелот.

У Деметрия засосало под ложечкой.

— За мной скоро придут, — сказал зелот. Он приподнялся на локте. Спина у него заживала, но подошвы ног все еще гноились. К ведру, стоящему в углу, ему приходилось ползти на коленях, опираясь на здоровую руку. От помощи Деметрия он отказывался.

— Откуда вы знаете? — сказал Деметрий.

— Мне приснился сон.

Деметрий напрасно ждал — зелот ничего больше не сказал.

— Это неважно, — сказал зелот. — У меня пятеро сыновей.

Это простое замечание, сделанное с подчеркнутой гордостью, и все, что из него следовало, вызвали у Деметрия огромную жалость к себе. Его глаза наполнились слезами. Он заморгал, надеясь, что зелот не заметит.

— Должно быть, нелегко не иметь семьи, — заметил зелот.

Деметрий закусил губу.

— Ну что ты, — строго сказал зелот. — Ты ведь мужчина.

— У меня никогда не было родины, — сказал, всхлипывая, Деметрий.

— Вот и хорошо. У тебя везде родина.

— Только не здесь.

Зелот обвел взглядом грязную камеру.

— Не в вашей стране, — пояснил Деметрий.

— Ну, это другое дело. Здесь трудно стать своим. Конечно, если не… Но с чего тебе принимать нашу веру? Иногда, случается, люди так делают, но я никогда не понимал для чего. Это ведь разные вещи.

— Я думал об этом однажды, — сказал Деметрий.

— Да? Ты мне не говорил.

— Я пытался, — сказал Деметрий, — но вы уснули.

— Извини. Возраст, мой мальчик.

— Это было в Себасте, — сказал Деметрий.

— В Себасте? Эти метисы, идолопоклонники…

— Нет, что вы. Это были хорошие, простые люди. Там был человек по имени Филипп, он лечил калек. Конечно, всех их он вылечить не мог, но многих вылечил. И он рассказывал… Мне нравилось его слушать. Симон тоже приходил, но это было раньше… Они были очень добры, — рассказывал Деметрий. — Во всяком случае по большей части. Они говорили, что самое важное — это любовь. Они называли это Путь.

Рассказ был не более запутан, чем сами события.

— Я слышал о них, — сказал зелот. — Их руководителя казнили, и с тех пор они из кожи вон лезут, чтобы дать этому объяснение.

— Да, с этим действительно какая-то путаница, — сказал Деметрий.

— Потому ты и не остался с ними? Или тебе не разрешил хозяин?

— Да. Нет. Я хочу сказать, что он сам хотел с ними остаться. Но потом он исчез, а я вернулся к ним на какое-то время, — сказал Деметрий, снова запутавшись.

— Ты вернулся?

— На несколько месяцев. Я жил с ними. Потом ушел.

— Почему?

— Потому что… — Что он мог сказать? Настоящую причину назвать было невозможно. — Это было не для меня, — сказал он. — Я не подходил.

— Ты имеешь в виду, — сказал зелот, — что ты не хотел делать обрезание.

Деметрий покраснел. Зелот рассмеялся. И чем больше росло смущение Деметрия, тем громче хохотал зелот. Деметрий сидел с пылающими щеками, сжав от гнева кулаки.

— Мой дорогой мальчик, — наконец сказал зелот, — прости меня, но это ничтожная операция.