Но следом набежала мощная волна других воспоминаний — о страшных шрамах на ее спине.
— Порка — серьезное наказание, которое присуждается за серьезное преступление, — сказал Ник, опираясь бедром о спинку кровати. — Что вы сделали?
— Ничего. — Ее подбородок дрожал, но она все же слегка приподняла его. — Я не сделала ничего, чтобы заслужить удары плетью. И я не лгала вам. Я происхожу из
— Если так, то удары, нанесенные по вашей спине, должны были жечь в два раза больнее, — сказал капитан. Он был уверен, что при исполнении такого наказания Еву раздели до пояса. Ее вели к столбу, а в толпе зеваки отталкивали друг друга, чтобы лучше рассмотреть ее обнаженные груди. У Ника зачесались руки — так ему захотелось придушить ротозеев. — За что же вас осудили?
Губы Евы сжались в тонкую линию.
— Если я невиновна, какое это имеет значение?
— Для меня это важно. — Ник не сдержался — слова сами сорвались с его губ. Они были опасно близки к признанию, что Ева для него что-то значит. — То есть я не могу оставаться равнодушным к вашей боли. Э-э, естественно, что, если кого-то… да кого угодно… несправедливо обвиняют… это должно иметь значение для… каждого цивилизованного человека.
Ева сделала из него такого же заику, как Хиггс. Он не испытывает никаких чувств к этой женщине. Он этого не допустит.
Речь идет только о физической близости, и это он честно заслужил. Ничего более.
— В таком случае, капитан, вы составляете исключение из общего правила. Возможно, вас это удивит, но мало кого заботит чужая боль, если она позволяет немного развлечься.
— Если бы только я мог оказаться рядом и остановить их! — процедил сквозь стиснутые зубы капитан. Ярость и вожделение так бурлили в нем и так тесно переплелись, что он не мог их различить.
— Если бы.
Ева отвернулась от Николаса и прислонилась к открытой застекленной двери, ведущей в огороженный садик. Она глубоко вдохнула, наполняя легкие ароматным воздухом.
Ник надеялся, что буйство красок и запахов утешает Еву. Ханна очень любила цветы.
— Похоже, вам нравятся мои сады, — сказал капитан, подходя ближе и останавливаясь за спиной Евы. Пряди выбивались из узла на ее затылке и струились по шее, соблазнительно завиваясь. Ник поднес к губам золотистую прядь и глубоко вдохнул носом. Кожа Евы была такой нежной на вид, что он не успел опомниться, как его руки уже оказались на ее плечах. — Я рад, что цветы доставляют вам удовольствие.
Ева вздрогнула, ощутив прикосновение рук капитана, но, к его удивлению, не стала вырываться.
— Здесь очень красиво, — признала она.
Ему показалось или Ева легонько, совсем чуть-чуть подалась к нему?
— Мне говорили, что красота, которая радует глаз, может исцелить душу. — Ободренный, Николас начал нежно массировать плечи Евы. Она опять вздохнула и склонила голову сначала к одному плечу, а потом к другому, как будто разминала затекшие мышцы. — Возможно, здесь ваша боль утихнет. Я могу помочь вам забыть прошлое. Позвольте мне попытаться, Ева.
Халат соскользнул с плеча молодой женщины, и Ник склонил голову, чтобы попробовать на вкус ее кожу. Ева затаила дыхание, когда он прокладывал тропинку из сладких поцелуев к ее уху, а потом зажал в губах мягкую мочку и начал ее сосать. Ник удивился тому, что его не оттолкнули.
Более того, Ева издала едва различимый стон наслаждения, такой тихий, что Ник засомневался, не почудилось ли ему.
Его член на всякий случай с ликованием рванулся вверх.
Ник не верил своему счастью. Он скользнул руками по плечам Евы, а потом обхватил ее одной рукой и прижал к себе. Она наверняка чувствовала, как сильно его желание, но не сопротивлялась. Ник умышленно остановил ладонь чуть-чуть не доходя до груди. Он дразнил большим пальцем нижний уступ мягкого холмика, не желая хватать его сразу. Поспешность не могла принести успеха с этой женщиной. Быть может, он сумеет схватить добычу, если подкрадется к ней осторожно.
Николас начал нежно покусывать ее шею, отмечая, что дышит Ева прерывисто. Когда она несмело протянула руку, чтобы взъерошить ему волосы, он чуть не закричал, опьяненный победой, но ограничился тем, что снова любовно укусил ее за шею.
Ева тихо застонала.
Пришло время для стратегического рывка.
Он рукой легонько коснулся мягкой груди. Ева выгнулась, прижимаясь грудью к его ладони. Ее сосок уже был твердым.
Но когда Ник распахнул халат, чтобы коснуться обнаженного тела, он намеренно не трогал выпирающую вершину. Вместо этого он начал медленно водить пальцем вокруг томящегося кусочка плоти, усиливая ее жажду ласки.
— Ты прекрасна, Ева!
Ник помог халату соскользнуть с другого ее плеча и склонил голову, чтобы нежно поцеловать исполосованную шрамами лопатку.
Когда его губы коснулись изувеченной спины, Ева сдавленно всхлипнула.
Николас намеревался, целуя спину, захватить пальцами набухший сосок. Но прежде чем он успел завладеть тугим бутоном, Ева повернулась к нему и обхватила ладонями его лицо. Не замечая или не желая замечать, что халат распахнулся и почти соскользнул на пол, она поднялась на носочки, не сводя с капитана голубовато-зеленых глаз. Ева потянулась к Нику и поцеловала его, сначала нежно, а потом с жадностью, и от этого поцелуя его бросило в сладкую дрожь.
Она покорилась и выбросила белый флаг. Ева Апшелл была практически у него в руках.
Глава 10
Капитан видел ее спину и все равно назвал ее прекрасной.
Он покрывал целебными поцелуями ее страшные шрамы.
Что-то внутри нее, то, что она считала увядшим и мертвым, возродилось к жизни. Ее измученное сердце пело.
Рот Ника нашел ее грудь, он тянул и посасывал. Огонь желания потек от сосков к лону. Сильное томление, усмирять которое Ева начала в ванне, но потом в отчаянии одиночества опустила руки, отозвалось барабанной дробью у нее между ногами.
Руки Николаса успевали везде. Ева с восторгом ощущала на своей коже шершавые пальцы капитана. Его щетина покалывала ее кожу на ребрах, его теплый и влажный язык погружался в ее пупок — она тонула в вихре ощущений.
Потом Ник упал перед ней на колени и его рот накрыл вход в ее лоно. У Евы подогнулись колени, но руки Николаса, мявшие ей ягодицы, удержали ее.
Он нашел языком ее расселину и плавно вошел внутрь. Обнаружив набухший комочек чувствительной плоти, Ник принялся дразнить его.
Ева смутно осознавала, что из ее горла льются слова. Нечестивые и приземленные, они почему-то