—
—
— Нет! — вскричал Ник и проснулся.
Его член все равно выстрелил, как пушка. Он не в силах был остановить извержение, как не смог бы удержать в жилах кровь, если бы его разрубили саблей. Все его тело тряслось от кульминации, вызванной эротическим сном.
Ева подскочила на кровати.
— Что такое, Ник? Тебе плохо?
— Нет. — Он прижал простыню к груди. Возможно, она не увидела. — Все нормально.
Николас зажмурился. Голова по-прежнему гудела, но еще больнее было смотреть на испуганное лицо Евы.
— Думаю, теперь я смог бы немного поесть, — сказал он.
— Конечно, — отозвалась Ева, встала и подошла к стулу, чтобы взять платье.
Пока она одевалась, Ник не отводил глаз от балки над головой. Он слишком долго на нее смотрел. А во сне — тем более.
Пока они не наладят отношения наяву, он не станет за ней подглядывать. Не станет раздевать ее глазами вместо рук. Не станет делить с ней постель, пока они не могут насладиться друг другом.
— Я сейчас, — сказала Ева, собирая длинные волосы в аккуратный золотисто-каштановый узел. Потом она отодвинула стул от двери. — Возможно, бритье тоже тебе поможет.
Она вышла за дверь.
Нет, ему поможет только хорошее, дикое соитие. И только с Евой Апшелл. Либо он овладеет этой женщиной, либо высадится на первом попавшемся необитаемом острове и прикажет команде оставить его там с единственной пулей в барабане пистолета.
Но сначала нужно выбраться из койки и помыть живот.
И желательно, чтобы голова при этом не скатилась с плеч.
Глава 20
Наверное, беда была в том, что Ева не очень хорошо знала, как ухаживать за больными. Но, положа руку на сердце, Николаса Скотта нельзя было назвать образцовым пациентом.
У него резко менялось настроение. Ева никогда не знала, чего от него ждать: приятной улыбки или хищного оскала.
Он как будто решил каждый день доводить себя до изнеможения. Он заставлял себя делать больше, чем позволяло здоровье; маршировал по палубе и следил, чтобы на «Сьюзен Белл» кипела работа; ставил перед собой непосильную задачу, особенно если Ева от этого отговаривала.
Капитан был сух со всеми, даже с мистером Хиггсом, и это при том, что Перегрин всегда поддерживал его, даже когда не разделял его мнения.
И самым загадочным было то, что после сладкоречивых уговоров снять платье и забраться к нему в постель, Ник настоял на том, чтобы Ева спала на койке одна. Для себя он подвесил к балкам потолка гамак.
Однако капитан залеживаться в нем не любил. Вот и этим вечером он расстелил на полу каюты одеяло и устроился на нем, положив одну руку под голову, а второй придерживая на груди книгу «Тысяча и одна ночь». Ева сидела на стуле и подшивала оторвавшийся от ее лифа кусочек кружева, но то и дело украдкой поглядывала на Ника.
Николас заерзал и подтянул к животу оба колена.
— Ты мог бы занять койку, — сказала Ева.
Капитан бросил на нее хмурый взгляд и перевернулся на бок, спиной к округлой корме. Книгу он положил перед собой на пол и оперся на локоть.
— Или я могу перейти на койку, а ты сядешь на стул, — предложила она.
— Мне удобно.
Ник сосредоточенно уставился в книгу, но Ева заметила, что за последнюю четверть часа он ни разу не перевернул страницу.
— Тебе не нравится книга?
— Книга как книга.
Теперь он метнул на нее язвительный взгляд и с шумом перевернул страницу.
— У тебя опять болит голова? Может, я сделаю еще одну припарку…
— С моей головой все
Ева поджала губы, потом завязала на нитке узелок, оторвала ее зубами и воткнула иголку в подушечку.
— Тогда я, пожалуй, прогуляюсь по палубе, а ты побудь здесь один.
— Нет! — вскрикнул капитан с таким чувством, что Ева вздрогнула. Он провел ладонью по лицу. — Нет, Ева. Не уходи.
— Тогда скажи, что тебе так досаждает?
Уголок его рта дернулся кверху, и он покачал головой, словно пребывая в замешательстве.
— Ты.
У Евы закололо в груди.
— В таком случае ты не расстроишься, если я уйду.
Она встала и направилась к двери.
Ник подскочил, обогнал ее и преградил ей путь.
— Нет, Ева, ты неправильно меня поняла. — Он схватил ее за плечи обеими руками. — Когда я встретил тебя, моя жизнь перевернулась кверху дном. И я скоро сгорю заживо, если не займусь с тобой любовью.
— Понимаю. — Она часто заморгала. — Потому что ты долго воздерживался, а я единственная