улыбался государственный преступник, отъявленный безбожник и попиратель основ официальной имперской космогонии. Да-да, перед Шарби предстал тот самый человек, к которому и направлялся офицер с «Шкеллермэуца». Хотя Тэйтус Пшу вряд ли догадывался, что стал предметом особого интереса Тесного Клубка. Судя по тому, с каким уважением соратники поглядывали на ученого, он явно здесь верховодил.
Ситуация совершенно не соответствовала представлениям Унца. Вместо запуганного человечка перед ним предстал уверенный в себе муж, казалось, не растерявший ни капли достоинства за сезоны вынужденного отлучения от общественной жизни. Словно это не его лишили заслуженного признания, а он объявил бойкот императорской академии.
Да, было отчего прийти в изумление, но изумлялся Шарби Унц не долее четверти секунды — он не смог бы стать кадровым лазутчиком, если б не умел профессионально притворяться. В первую очередь надо выяснить, не подстава ли это? Тэйтуса вполне могли сымитировать таким же способом, каким несколько минут назад фрейзер собирался преобразиться в каменного питона. В таком случае дело происходит не в тайном убежище опального астронома, а на конспиративной квартире подглядки-подслушки. Нет, нас на ментальную копию не купишь! И он с независимым видом произнес:
— Хорошо же вы гостей принимаете.
Тэйтус, если, конечно, это был подлинный Тэйтус, принял подачу с лёту и отправил в ответ кручёный шар:
— А мы вас в гости не приглашали.
— Ну, поскольку я уже здесь, может быть, руки развяжете?
— Горлохват, ты слышал, о чем просит фрейзер третьего ранга, благонравный Шарби Унц? Уважь господина офицера!
Глаза Тэйтуса смеялись, а вот его гостю стало не до смеха.
«Вот вляпался! Точно подглядка-подслушка сработала. Только какая, наша корабельная или местная магистратская? Если местная, то это пустяки, улик против меня никаких, вышел от Арьетты и малость заплутал. А если корабельная, значит, следили за мной от стоянки, да и зачем я в переулок полез, наверное, догадываются…»
— Итак, личность гостя установлена без особых усилий с его стороны, — усмехнулся фрейзер, разминая затекшие руки, — осталось узнать, как имя хозяина?
И получил шар, что называется, прямо в лоб.
— А вот теперь, уважаемый гость, вам ничего другого не остается, как приложить усилия, чтобы самому установить его!
Пришла очередь пойти ва-банк, чем Свистопляс не шутит!
— Ваше лицо, уважаемый, напоминает мне одного типа, чей портрет наклеен на правообличительной доске на фасаде здания магистрата.
Реакция Тэйтуса была самой неожиданной:
— Друзья мои, — сказал он негромко, однако не терпящим возражений тоном, — мне необходимо потолковать с господином фрейзером с глазу на глаз.
И когда, ни слова не говоря, друзья опального астронома, включая душку-Горлохвата, плотно прикрыли за собой дверь, он произнёс условную фразу:
— Если змея кусает себя за хвост, значит, ей больше некого кусать.
Поскольку фраза соответствовала паролю, который сообщил ему Змея ещё на Кахоу, офицер успокоился:
— Рад видеть вас в добром здравии, мудрый Тэйтус Пшу!
Он шагнул вперёд и почтительно склонил голову.
Ровно настолько, насколько требовал этикет при общении флотских с почитаемыми гражданскими. Потом выпрямился и пристально поглядел в глубокие как дно колодца чёрные глаза ученого:
— А я уж было засомневался, не многоформ ли передо мной, работающий на тайную канцелярию!
Астроном скривился в гримасе:
— Ох уж эта душка, родная подглядка-подслушка! — процитировал ученый строчки из народного фольклора. — Да, мне не приходится сетовать на её невнимание. Но причем здесь многоформы?
По его недоуменному взгляду было видно, что он и впрямь не понимает.
— Ну, как же, — пожал плечами фрейзер. — Ваше обличие могло быть подделано и тогда мне грозило разоблачение.
— Но зачем же вы искали встречи со мной, подвергая себя риску быть разоблачённым?
— Из некоторых источников, — Шарби Унц многозначительно показал глазами в потолок, — до нас дошли сведения, что тайная канцелярия разослала по региональным отделениям службы подглядки- подслушки срочный приказ до конца текущего сезона выкопать вас хоть из-под земли и доставить в Хрустальный Дворец. И, наверное, вовсе не для того, чтобы дать вам прослушать «Зов предков» в исполнении редчайших крапчатых каракатиц.
Судя по тому, какое выражение приняло лицо Тэйтуса, стало ясно, что он-то как раз не имеет ничего против знаменитого вокализа, но уже через пару секунд он стёр блаженную улыбку с уст:
— Да, вы правы. Что может быть общего между государственным преступником и певчими моллюсками из уникальной коллекции императора? Хотя… — учёный поскрёб ямочку на подбородке: — Вот вы сказали «дошло до нас». До кого это «до нас»?
Хотя Шарби почти не сомневался, что беседует с тем человеком, к которому шёл, он всё-таки решил подстраховаться ещё разок.
— Прежде чем ответить на ваш вопрос, позвольте, в свою очередь, задать вам свой.
— Все-таки продолжаете принимать меня за многоформа? — глаза Тэйтуса превратились в узкие щелочки. — Ну что ж, давайте, господин зиммельцвейг-гер, задавайте свой вопрос!
— Откуда вы знаете моё имя?
— И только-то, — усмехнулся доктор звездознания. — Сами посудите, разве я смог бы столь долго и, главное, успешно скрываться, не будь у меня сторонников в самых разных сферах общества? Ещё утром прискакал мальчишка-на-попрыгунчиках и вручил Горлохвату — он у меня что-то вроде мажордома и телохранителя в одном лице — записку. Вот она.
Он протянул через стол узкий клочок пергамента тонкой выделки:
— А когда уличная охрана сообщила, что появившийся в сумерках на улице офицер в ранге фрейзера озирается, отыскивая незнакомый дом, мне оставалось только связать его с именем из записки.
— Вот уж действительно: связать, да ещё затолкать в чулан. Зачем же было прибегать к таким мерам, коли вам посоветовали меня выслушать?
Ученый не стал увиливать:
— Я не имел права рисковать головами своих сторонников. Магистрат вполне мог пойти на хитрость и подослать переодетого в офицерскую форму фискала, лишь бы вызнать, где я прячусь. Награда за поимку «государственного преступника, безбожного вероотступника, попирателя идеологических основ имперского мировоззрения», — с видимым удовольствием процитировал он, — пришлась бы мэру весьма кстати. Не секрет, что у него на выданье дочь, красой не славящаяся.
— Как же вы, доктор, установили, что перед вами тот, кто нужен? Ведь у меня при себе никаких документов.
— Если честно, — улыбнулся Тэйтус, — то я не был уверен, кто передо мной, но на всякий случай назвал имя из записки. По вашей реакции, благонравный Шарби, стало понятно, что я не ошибся.
— Вы не ошиблись. Теперь можно сказать, кем я послан.
— И все-таки послан, — в уголках глаз Тэйтуса собрались морщинки. Казалось, что он улыбается, но так могла улыбаться мумия из руин Первоначального Конуса. — Честно скажу, глядя на ваше лицо, молодой человек, я всё же надеялся, что к моему дому вас вела жажда постижения истины. Ведь её знаю один я во всем мире. И самое важное, что я готов ею поделиться с любым, кто согласен меня выслушать.
Ученый произнес это без всякого пафоса, и фрейзер вдруг почувствовал, что верит его словам. Как верил Змее, когда тот напутствовал своего питомца во время последней встречи в подземном лабиринте под