У Робина закружилась голова. Церковь, лестница, люди, нищий, скорчившийся у его ног, внезапно заходили ходуном. Чтобы не у пасть, ему пришлось закрыть глаза и до боли стиснуть кулаки. Когда он снова открыл глаза, то увидел, что старик все еще с любопытством смотрит на него. Сын мог узнать отца, так как он разыскивал его, но как мог нищий узнать сына, которого видел в последний раз ребенком, в стройном молодом дворянине, говорившем с ним по-испански с итальянским акцентом?
– Я приду повидать вас вечером, – повторил Робин. – Где вы живете?
– В хижине, в конце Калье де Форкас.
– Я найду дорогу, ждите меня.
Голова старика опустилась и вновь скрылась за капюшоном. Но Робин услышал его голос:
– Я одинок и стар. Как видит ваше превосходительство, я всего лишь жалкий нищий, но я боюсь…
– Я не причиню вам вреда, – мягко произнес Робин.
– Я боюсь не вас, сеньор. Но место, где я живу, небезопасно. Так что я должен услышать имя, прежде чем открою дверь.
– Хорошо. – Юноша склонился ниже. Конечно, в этой толпе он не собирался называть свое настоящее имя, опасаясь впечатления, которое оно произведет на отца, и вопросов, могущих последовать. – Я назову вам свое имя через дверь и так тихо, как сделаю это сейчас. – И он еле слышно прошептал: – Карло Мануччи.
Джордж Обри, а это был он, по-прежнему прятал лицо под капюшоном, так что Робин не мог понять, разобрал ли он названное имя.
– Вы слышали меня? – спросил юноша.
Старик кивнул.
– Да, слышал.
– И вы откроете мне дверь вечером?
– Открою, молодой сеньор.
Робин стал подниматься по лестнице и, смешавшись с толпой, вновь услыхал тихий жалобный голос:
– Подайте Христа ради! Подайте милостыню, добрые люди!
Юноша вошел в церковь, не спеша прошел мимо рядов к двери на южной стороне, пересек площадь и окольным путем вернулся в дом Фильяцци. Там он послал за Джакомо Ферранти и велел ему купить мула и седло, а также приличную одежду, подходящую по размерам тощей фигуре Джорджа Обри.
С одеждой, мулом и их собственными лошадьми Джакомо должен был поджидать с половины девятого вечера на углу дороги в Сеговию[146] и набережной реки Мансанарес. Мадрид не был обнесен стеной, и Робин намеревался скакать на юг к Алькасару[147] так быстро, как только позволит состояние его отца, оттуда добраться до Аликанте[148] и сесть там на корабль, плывущий в Италию. Сначала придется двигаться медленно, но когда к Джорджу Обри начнут возвращаться силы, можно будет путешествовать и побыстрей.
Пока Робин строил планы, нищий все еще сидел на ступенях церкви Святой Девы Альмуденской и, протянув тощую руку, просил милостыню. Около полудня священник в черной сутане подошел к нему.
– Подайте ради Бога! – захныкал нищий. – У меня есть новости для вас, святой отец. Подайте, ради Девы Марии!
Священник с презрением посмотрел на него.
– Новостям давно пора появиться. А то мы получили от тебя мало благодарности за наше милосердие и жалость.
– Я видел его, святой отец.
– Кого ты видел?
– Карло Мануччи.
Священник вздрогнул, а в его глазах блеснул огонек злобной радости.
– Укажи его мне, сын мой!
Нищий покачал головой.
– Это было два часа назад, когда он остановился и подал мне золотой. Вот он – смотрите, отец мой!
– Два часа назад, а ты не поднял крик! Ты позволил ему уйти! – сердито воскликнул священник.
– Нет, отец! – заскулил нищий. – Если бы я крикнул, он бы тут же убежал. Он молод, богат и красив. Но я сделал лучше, отец. – Ужас, звучавший в его голосе, и угодливая рабская поза свидетельствовали о том, до какого состояния был доведен несчастный жестокими преследованиями.
– Лучше? Ну что ж, послушаем! – И человек в черной сутане с отвращением притронулся к нищему носком башмака с пряжкой.
– Вечером он придет в мою хижину. В восемь часов, отец! Сжальтесь над бедным калекой у подножья алтаря! – Это было обращено к сострадательному прохожему, который бросил в протянутую ладонь медную монету и двинулся дальше. – Только не торопитесь, отец! Я живу на открытом месте, и если он заметит вас с солдатами, то не придет ко мне, и вы его упустите. Он хочет меня видеть из жалости, отец. Моя бедность и раны тронули его! У него доброе сердце. – Старик угодливо хихикнул, стараясь заслужить расположение священника, – Так что не спешите – моя история задержит его.
Священник оттопырил нижнюю губу.
