– Моя рука? – вскричал магистрат.
– Правая рука, – уточнил Ано. – Когда мосье Рикардо и я имели честь обсуждать с мосье судьей преступление в Сювлаке вчера утром, было очевидно, что мосье испытывает сильный дискомфорт. И боль станет куда сильнее без должного лечения.
Магистрат молча уставился на Ано. Его взгляд был достаточно властным, чтобы усмирить целую армию подчиненных, но он потерял уверенность.
– Даже если я обжег руку, мосье Ано, какое это имеет отношение к вам? – спросил он наконец.
– Никакого – если вы действительно обожгли руку, – холодно отозвался детектив. – Но вы не обожгли ее, мосье судья. Вы положили ее на калитку позапрошлой ночью – вы и Робин Уэбстер.
– На калитку? Этот человек обезумел! – воскликнул Тидон.
– На калитку мосье виконта, где он сегодня выжег старую краску и наложил новую, – невозмутимо продолжал Ано. – И он поступил правильно. Ибо калитка была покрыта липким лаком, основной ингредиент которого… – он вынул из кармана телеграмму и заглянул в нее, – дихлорэтиловый сульфид…
– Бедняга спятил! – с сочувствием прервал его магистрат, кивнув де Мирандолю.
– Абсолютно, – согласился виконт.
Мистер Рикардо неохотно склонялся к такому же выводу, пока Ано не достал телеграмму. Вчера вечером он отправил из Пойяка много телеграмм, в том числе в Скотленд-Ярд для шефа фармакологической лаборатории на севере Англии.
– Более известный, как горчичный газ, – снова заговорил Ано, и на сей раз никто не обвинил его в безумии. – Лак был изобретен в тысяча девятьсот семнадцатом году, когда военные успехи союзников не слишком впечатляли. Было необходимо выяснить, кто те люди, которые собирались по ночам в определенном коттедже на западном побережье Ирландии. Лак нанесли на калитку, и каждый входивший пачкал им руку. В течение часа ничего не происходило. Но потом на руке открывалась язва, которую удавалось излечить в лучшем случае за шесть недель. Такой метод идентификации был более простым и надежным, чем даже отпечатки пальцев. Тот же ловкий прием использовали прошлой ночью на вашей калитке, мосье де Мирандоль. И три человека попались в ловушку.
– Три? – воскликнул мистер Рикардо, который слушал раскрыв рот и был более не в состоянии сдерживаться.
Ано посмотрел на виконта, стоящего, оперевшись локтем на каминную полку, на Тидона, опустившегося на стул, и весело засмеялся:
– Обратите внимание, мистер Рикардо, что только вы издали возглас, когда я сказал «три». Этих двух господ число не удивило.
Виконт повернулся к нему и продемонстрировал руки.
– Странно, – заметил он с потугами на сарказм, – что на моих руках нет ни следа этого таинственного яда.
– Каким образом ему там быть? – отозвался Ано. – Вы вернулись домой из Шато-Сювлак рано и обычной дорогой. Рано, потому что вам нужно было сделать ваши маленькие приготовления, а обычной дорогой, потому что вы не хотели, чтобы нарушение ваших привычек было замечено. Лак был нанесен на уединенную маленькую калитку, которой пользовались только некоторые из ваших ночных посетителей.
– Но вы говорили о троих, – снова вмешался мистер Рикардо. Конечно, ему не следовало вмешиваться в столь официальный разговор, но он должен был уяснить этот пункт, прежде чем другие отодвинут его на задний план. – Насчет двоих я согласен – мосье Тидон и Робин Уэбстер, – но кто третий? Кто еще поранил руку об эту калитку?
– Эвелин Девениш, – ответил Ано.
Глава 22
Судья курит сигарету
Мистер Рикардо едва не подпрыгнул, услышав третье имя, и с беспокойством посмотрел на Ано. Откуда его друг может это знать? Он всего лишь строит догадки с присущей ему дерзостью и самоуверенностью. Но ни единого протеста не сорвалось с губ двух мужчин, которым бросили обвинение. Судья Тидон сидел, сгорбившись, в своем кресле с белым как бумага лицом и поблескивающими, словно угольки, глазами. Виконт де Мирандоль напоминал огромного дряблого младенца, уличенного няней в какой-то провинности. Он дрожал с головы до ног, пытаясь заговорить, но издавая лишь нечленораздельное бормотанье. Постепенно объяснение развертывалось перед глазами Рикардо, как будто свиток пергамента. Эвелин Девениш отправилась в этот дом, когда все уже легли спать, и в конференц-зале ее постигла насильственная смерть, а на руке у нее была такая же рана, как у магистрата Тидона и Робина Уэбстера, управляющего в Сювлаке. Ей отсекли руку уже после смерти, руководствуясь паническим страхом, а не желанием осуществить садистское наказание. Было рискованно бросить в Жиронду мертвую женщину с такой же язвой на ладони, как и те, что разъедали руки Тидона и Робина Уэбстера. Следовало принять меры предосторожности, дабы не стало известно, что в тот же вечер магистрат и управляющий проходили через ту же калитку.
– Насчет мадам Девениш я ничего не знаю, – заговорил Тидон, первым обретший самообладание. – Но я не отрицаю, что пользовался этой калиткой позапрошлой ночью. Ну и что из этого? Де Мирандоль мой друг. Вы говорили о ловушках, мосье Ано, по расставили ловушку для горностая, а в нее угодил фазан. В западню попали невиновные!
Какая метаморфоза, подумал мистер Рикардо. Пять минут назад этот человек отдавал приказы об увольнении, а сейчас робко пытается объяснить свои действия!
Но Ано был к этому готов.
– Прошу прощения, мосье судья, – прервал он. – Как вы только что указали, я ваш подчиненный, а подчиненному не подобает выслушивать… ну, скажем, оправдания начальства. Но, с другой стороны, префект полиции Бордо снабдил меня письмом к вам. Его также беспокоит это дело, которые вытягивает щупальца, словно спрут, и он жаждет услышать ваши объяснения.
– Префект Бордо, – повторил магистрат. Взяв у Ано письмо, он дважды прочитал его. – Вам следовало
