должна была разразиться и там. Однако это не южный порт и даже не западный. Лондон – на восточном побережье. Чума подползла с трех сторон и теперь тянулась к сердцу Англии.
Пока еще здесь никто не видел зачумленного; мало кто знал, как проявляется болезнь, и это только усугубляло страхи. Головная боль, кашель, лихорадка – все казалось первыми ее признаками. В довершение тревог поползли слухи, что чума косит не только людей, но и скот, и домашнюю птицу: на юге-де мрут свиньи, овцы, коровы, даже лошади. Вечером стадо здоровехонько, к утру, глядь, вся животина пала.
– Может быть, появятся флагелланты, – сказал Родриго. – Я как-то их видел в Венеции. Ходили от церкви к церкви. Мужчины и женщины, голые по пояс, в белых колпаках, бичевали себя в кровь. Говорят, теперь они бродят по Европе целыми толпами, призывая друг друга бичевать сильнее и молиться громче.
– А если они появятся в Англии, ты пойдешь с ними?
Родриго потупился с гримасой притворного стыда.
– Ты видишь перед собою жалкого труса. Я не люблю причинять боль себе и другим, даже ради спасения души. А ты, камлот? Наденешь белый колпак?
Моя рука потянулась к шраму.
– Мне думается, когда Господь хочет покарать своих детей, Он вполне в силах сам поднять бич.
Флагелланты не появились. Мы, англичане, иные. Нам чужды страсти других народов. В наших жилах не кровь, а дождь. Впрочем, хотя англичане не ударились в самоистязания, они нашли другие способы умилосердить небеса и отвратить гнев Божий. И кто скажет, что способы эти были менее мучительны для своих жертв?
Погода стояла несвадебная – не о такой мечтают невесты, но и в самой церемонии не было ничего от романтических грез. День выдался не просто дождливый, а промозглый. Ветер гулял по улицам Вулстона, но жители разоделись по-праздничному, что для девушек означало самые тонкие, самые открытые наряды. Их матери суетились, решая, где вешать гирлянды и как готовить еду. Мужчины расставляли среди надгробий навесы, столы и скамейки, катили по кладбищу бочонки с элем, наступая даже на свежие могилы. Казалось, все настолько увлечены приготовлениями, что забыли главную причину этого всеобщего помешательства. Что ж, когда безумие повсюду, оно становится нормой, и нам ли было роптать? Ведь на свадьбах всегда вдоволь еды и доброго эля.
Говорят, обычай справлять свадьбы калек очень древний. Возможно, он восходит к тем временам, когда люди еще не были христианами. Считается, что если поженить двух калек на кладбище за счет всей деревни, то это отвратит Господень гнев и моровое поветрие обойдет селение стороной. Чтобы колдовство сработало, каждый должен что-нибудь пожертвовать на свадьбу. И все волей-неволей жертвовали; хотя Вулстон и стоит под холмом Белой Лошади, жители нутром чуяли, что старая коняга не спасет от новой беды.
Появление Родриго и Жофре расценили как знак Божий. Кто, как ни Господь, привел сюда музыкантов как раз в нужный день? Те, кто во всем ищет Промысел, обычно находят его даже в том, что больше напоминает происки дьявола.
Молодые сидели под навесом в чистой, хоть и небогатой одежде, украшенные венками из вечнозеленых растений, колосьев и плодов, как будто селяне не могли решить, справляют они свадьбу или праздник жатвы. Обручальное кольцо было из олова, брачный кубок одолжил на время кто-то из соседей, невеста сидела босая. Впрочем, многие молодые пары начинали семейную жизнь с меньшего и все равно считали, что их свадьба – самая лучшая. Любовь преображает все. Однако между этими двумя не было любви.
Жениху, вероятно, не исполнилось и двадцати. Левая рука висела, как плеть, нога волочилась при ходьбе – он то ли шаркал, то ли прыгал, опираясь на костыль. Кособокое тело с трудом удерживало огромную, как у младенца-переростка, голову. Несчастный урод силился говорить, но никто не понимал его мычания. Привычный к пинкам и угрозам, он млел от улыбок и рукопожатий, не забывая жадно есть и пить. Эль тек из его набитого рта на подбородок и на рубаху. Видимо, бедняга никогда не видел такого угощения и не надеялся увидеть вновь.
Невеста не улыбалась. Она сидела неподвижно, где посадили, поводя незрячими глазами из стороны в сторону. Трудно было угадать ее возраст. От вечного недоедания тело истаяло и съежилось. Как ни старались женщины расчесать ее жидкие волосы, им не удалось скрыть золотушные болячки на голове. Пальцы, тощие, с распухшими суставами, скрючились так, что уже не разгибались.
«Подружки», исполнив свои обязанности, разбежались целоваться с кавалерами. Невеста, брошенная всеми, не притронулась ни к еде, ни к питью, словно давно привыкла, что такая роскошь не про нее. Пришлось старому камлоту сесть рядом, оторвать ножку от жареного гуся и прижать к холодным, безжизненным рукам. Женщина полуобернулась ко мне и благодарно кивнула. По крайней мере, слепая не отшатнулась при виде моего шрама. Удерживая гусиную ногу между двумя скрюченными кулаками, она поднесла ее к лицу и понюхала, прежде чем откусить. В отличие от жениха она ела медленно, словно растягивая удовольствие.
– Смотри, как бы тебя не выбрали следующим женихом! – процедил мне в ухо Зофиил.
– Камлот – не калека! – вскипел Родриго.
– Это еще как сказать. – Зофиил перегнулся через мое плечо, чтобы наколоть ножом ломтик сочной баранины. – Один глаз он уже потерял и сам, сдается, не помнит, когда и как. Если потеряет и второй, будет женишок, что надо. А то с нынешним мором калек на все деревни не хватит.
Родриго сжал кулаки. Надо было скорее обратить все в шутку.
– Дай-то бог, а то как еще старичине вроде меня побаловаться с бабенкой?
Зофиил хохотнул и отправился угощаться за соседний стол. На беду Родриго в отличие от меня никак не мог усвоить, что единственное средство от его колкостей – не принимать их близко к сердцу. У меня крепло неприятное чувство, что между ними назревает ссора. Скорее бы уж добраться до цели и разойтись с миром.
Когда начало смеркаться, дождь перестал. Крестьяне зажгли факелы и фонари. Столы и скамейки сдвинули, начались танцы. Родриго и Жофре играли; к ним присоединились местные жители с барабанами, дудками, свирелями, котелками и сковородками. Жофре пил весь вечер, но, если он и взял несколько фальшивых нот, они утонули в свисте дудок. Родриго не привык, чтобы ему подыгрывали на сковородках, но не сплоховал и даже постарался попасть в ритм, за что был вознагражден одобрительным: «Так-то лучше!»
Нелегко плясать на кладбище. Танцоры спотыкались о могильные холмики, налетали на кресты и каменные плиты, но от дарового эля, меда и сидра все так развеселились, что дружно хохотали над каждым падением. В темных уголках под кладбищенской стеной парни с девками любились, хихикая и постанывая, чтобы потом в изнеможении скатиться друг с дружки и заснуть прямо на земле. Дети порождали собственный хаос. Такие же пьяные, как взрослые, они остервенело носились друг за другом, швырялись камнями в гирлянды или сбивались в кучки, чтобы помучить кого-нибудь из своих.
Зофиил не плясал. Он сидел, обхватив за талию пышнотелую деревенскую девку в ярко-желтом киртле, слишком легком для холодного дня. Она дрожала и, хихикая, пыталась забраться ему под плащ. Глаза у нее блестели, как бывает, когда человек еще не совсем пьян, но уже заметно навеселе. Мне ни разу не доводилось видеть Зофиила с женщинами и думалось, что они его не занимают. Однако по всему выходило, что эта ему приглянулась. У меня мелькнуло опасение, как бы она не оказалась обрученной или даже замужней. Женихи и мужья не любят, когда их собственность трогают другие, а уж особенно – захожие люди.
Внезапно девица с визгом отпрыгнула от фокусника. Ущипнул он ее чересчур сильно или ненароком потянул пряжкой плаща за волосы? Она выкрикнула что-то резкое и отбежала к подружкам на другой конец кладбища, откуда продолжала бросать яростные взгляды на своего обидчика. Зофиил остался сидеть. Он преспокойно обгладывал утиную косточку, а поймав на себе гневный взгляд девушки, насмешливо поднял кружку.
Музыка смолкла. Танцоры зароптали было, но быстро смолкли, когда деревенский мельник с трудом вскарабкался на скамью.
– Добрые господа! – Он икнул, хотел поклониться и рухнул бы со скамьи, если бы его не подхватили стоящие рядом. – Добрые господа и разлюбезные сударыни! Время проводить молодых в постель, потому что, как все мы знаем, брак не брак, пока не было плотского сово… сокупле… пока он ее не того.
