пару часов. Но ведь монеты не важны, важно - внимание.
И на меня снова начнут смотреть, как на человека. На прежнюю Динку - веселую и любящую конфеты, живую, может, и скромно, но довольно, не мечтающую о всяких, там, далеких мирах.
Ручка выводила на тетрадном листе бессмысленные узоры, обрисовывала клеточки, выводила сердечки и ромашки.
Что же еще пробовать, чтобы, наконец, получилось?
Монитор отразил усталые глаза с залегшими под ними тенями.
Стрелка на круглых часах безостановочно ползла. Здесь время никогда не замирало. Ни на секунду.
2 дня до сдачи теста. И ни на полшага ближе к победе.
Старенькое синее пальто с тонкой подстежкой почти сносилось и уже не годилось для похолодевших осенних дней, это было заметно невооруженным глазом. Но бабушка стабильно создавала видимость слепоты и глухоты к этому факту.
- Нет, купим что-нибудь потеплее, сколько можно в одном и том же! Сколько лет назад ты его покупала? Уже под рукавами протерлось, выцвело, воротник не поднимается, шею не закрывает. Мерзнешь и молчишь, не дело это. - Мама была непреклонна, по-гранитному непробиваема.
Таисия Захаровна уже не пыталась возражать, что, мол, 'оно еще с годик прослужит', жевала губами, вглядывалась в ценник какой-то куртки, зажав подмышкой сложенную вчетверо холщевую сумку.
- Смотри, Наденька! Может, вот это? Дешевое....
Мама дотронулась до бордовой шуршащей ткани, пощупала, поморщилась, и тут же отняла руку.
- Нам не надо дешевое. Нам надо качественное. Там, смотри, дальше, зимние пальто продают. Может, подберем, наконец, замену.
Бабушка втягивала укрытую платком голову в плечи; было видно, что отдавать за вещь больше тысячи рублей (пусть и не своих) ей тяжело - пенсия-то всего-ничего,. А вокруг, будто насмехаясь над старческими сомнениями, с белых прямоугольников нагло взирали цифры шесть, восемь, пятнадцать, двадцать три.... Казалось, верхнего ценового предела не существовало вовсе.
Я плелась следом. Рассеяно передвигала ноги среди громоздящихся друг на друге разноцветных прошитых пуховиков, похожих на колбаски, пестрых блузонов и кофточек, спортивных штанов, носков, призывно натянутых на пластмассовые груди бюстгальтеров. Плавки для завершения комплектов прилагались. За отдельную плату, конечно.
Продавщицы курили, пили кофе, прихлебывали супы из пластиковых мисок и жевали тощие бутерброды с колбасой, продаваемые здесь же с тележки, косились жирно подведенными глазами на покупателей, а если кто-то задерживал взгляд на товаре дольше, чем на 2 секунды, кидались в атаку со словами 'Ваш размерчик есть! Померим - проходите - вам точно подойдет - скидку сделаем....' Атакуемый шарахался в сторону, как шарахается интеллигент от неожиданно вынырнувшей из-за угла проституки - торговки фаркали, злословили вслед, и снова садились на нагретые пластиковые стулья, поджидая зазевавшихся.
Базар я не любила. Из-за таких вот 'прилипал', из-за навязывания, когда толком ни посмотреть, ни выбрать. Не купишь в первые тридцать секунд, значит, уходи - не занимай места, дай другим посмотреть.
Иногда было терпимо, когда посвободней, когда не плыли по проходам сотни людей, высматривая, выискивая, вынюхивая, споря и переругивась. Но выбирать не приходилось - бабушке нужно было пальто, температура в октябре неумолимо стекала вниз по столбикам термометра, и нашим заданием стало убедить в нужности приобретения теплой вещи саму Таисию Захаровну. С поставленной целью неплохо справлялась и одна мама - бойко наскакивая на продавщиц, в рекордно короткое время срезая цену почти в половину, отзеркаливая возмущенные взгляды ледяным спокойствием, не переставая при этом перебирать, рассматривать, расстегивать и застегивать - сказывался опыт бывалого закупщика. Продавщицы под ее натиском скукоживались, как омары под кипятком, и пока шло тщательное исследование товара, прятались под капюшонами и держали напомаженные рты закрытыми.
Желание поэкспериментировать с переносом вещей пришлось оставить с самого утра. Базар длился уже полтора часа, и продлиться, наверное, еще столько же. Наплывами, волнами прибывали люди - толпились у лотков с товарами и у шашлычных. В высокие ворота втекал основной поток и через минуту рассасывался по рядам.
А ведь уже суббота. Осталось всего два дня....
Наблюдая за девочкой, разглядывающую вязаную шапку с ушками-косичками, я тоскливо думала о том, что все это время делала что-то не так. Либо выбирала не те методы самоубеждения, либо вообще подходила не с того конца. Но как правильно? Может быть, не следовало слепо верить в аффирмации (повторение - мать учения), а поработать с антиубеждениями? Ведь не зря о них упоминал Дрейк.
Дрейк. Он стал теперь таким же далеким, как сам Нордейл. И становился с каждой минутой все дальше. Можно, конечно, не пройдя тест, все равно возвращаться в тот мир, но это будет так же грустно, как, не пройдя отборочный тур, сидеть на лавочке возле университета. Когда каждое лицо будет напоминать об упущенных возможностях. Грустно.
А вокруг ульем гудел базар.
- Девушка, вам показать поближе? Нравится кофточка, давайте достану....
Я быстро отошла в сторону, прибавила шагу и нагнала маму и бабушку, занятых примеркой.
- Дин, бабушке больше зеленый цвет подходит или коричневый?
- Зеленый. - Не задумываясь, ответила я, и бабушка довольно кивнула.
Мама принялась рассуждать о преимуществах той или иной модели, а я, посреди рокота и шума, снова погрузилась в собственные мысли.
Если сидит во мне антиубеждение 'я не могу', тогда как отыскать его местонахождение? Это же не компьютерщику развинтить системный блок и поменять жесткий диск и не хирургу взять да вырезать болячку, чтобы не вешала жить и развиваться. Мозг - сложнейший инструмент, а как устроен - не видно. И никакой рентген не поможет. Действительно ли я верю, что 'не могу'? Наверное, да.
А если попробовать по-другому? Представить себя в парке с зажатой в руке монеткой - хорошо- хорошо увидеть ее в ладони в Нордейле, чтобы у реальности не было выбора, кроме как воплотить меня в новом месте с денежкой? Но ведь тогда придется каждую вещь - в руках, в карманах, на плече, на теле - все придется досконально запоминать и перепредставлять, а забыл - так поплатись пропажей. И что, получается, и инвентарь сумки придется запоминать? Каждый раз раскладывать с собой арсенал на ковре и приговаривать 'Когда я перенесусь, у меня с собой будут 'сапожки, гармошка и брошка''? Нет. Не то. Это способ изменения поверхности, а менять нужно фундамент. Основополагающее знание о собственных возможностях, то, что лежит в самом низу, как плита.
- Даже и не думай! Убери деньги, тебе пенсии едва на продукты хватает. Я заплачу, это наш с Динкой тебе подарок.
Бабушка охала, продавец жадно косился на пачку денег в маминых руках.
- Вот, возьмите. Дин, тебе нравится?
Я окинула взглядом бабулю, стоящую уже в совершенно другом новехоньком серо-голубом зимнем пальто с меховым воротничком, все так же сжимающую холщевую сумку, будто спасательный круг.
- Здорово! Ты такая красивая в нем! Это же нечета тому, что было.
Она улыбнулась - морщинистые щеки порозовели, а из глаз почти ушла неуверенность.
- Сюда только шапку хорошую подобрать....
- Вот-вот! - Подхватила мама. - Сейчас и займемся.
Я прикусила язык. Брякнула, не подумав, тем самым подписала себе приговор. Не видать мне сегодня практики, одной теорией, похоже, придется заниматься в бесконечных, заполненных людьми, проходах.
