Крис машинально вывел на куске бумаги заключенную в звезду свастику. Получился скорчившийся на пламени свечи паук, раскинувший изломанные конечности.
— Я понял, — сказал он трубке. — Привет только от тебя передать некому…
— Совсем некому? — со странным волнением спросила трубка. — А Пашка Чижов? Или Сеня?
Крис молча покачал головой. Трубка тоже умолкла.
Негритенок поправил оплывший на свечах воск, и они угасли.
Глава 2
Колесо фортуны
Ветер переменился. Теплый, влажный, он тащил с юга морось, слякоть и запах оттаявшей древесной коры. Показались грязевые прорехи, блестящие под светом фонарей, как антрацит. Такси мигало желтым огоньком.
— Далеко? — спросил таксист, вытирая лицо меховой вымокшей шапкой.
Крис ответил.
— Надо же, — уважительно сказал таксист. — Мемориал успею посмотреть?
— Успеешь, — ответил Крис. — Там рядом.
— Жалко, не лето. — Машина дернулась и поползла. — Летом там красиво.
— Что поделаешь. — Крис опустил глаза. В пальцах у него застыла маленькая фигурка. Попробовать разломить — разольется ложечка теплой крови. Вполне себе живой крови. А вот ее владелец считает, что он уже заколочен в деревянный ящик и обернут пленкой, чтобы не подтекала мерзкая жидкость на плечи недобровольных носильщиков.
Крис еще раз перебрал в памяти все известные ему своды правил. Получалось, что ошибка произошла не только в его системе, но и в системе этого констриктора, Кайдо, и скорее всего, где-то есть еще проводник, который сейчас сидит, схватившись руками за голову, и не знает, что делать с Игорьком, застрявшим на границе Запределья.
Всем прорехам прореха… И все же, как это могло случиться?
— …рассматривается вопрос о проведении эвтаназии младенцам-носителям генетических заболеваний, а также страдающим от врожденных заболеваний. Такие меры, считает главный врач страны, будут вскоре признаны гуманными по отношению к родителям и детям и позволят улучшить генофонд.
Таксист невозмутимо крутил руль. Его радионовости явно не волновали, зато Крис подался вперед.
— Это местное радио?
— Да, — равнодушно сказал таксист. — Чего только люди не придумают… Я сколько лет уже в этой шкуре, а до сих пор привыкнуть не могу.
— Это на людей не похоже, — ответил Крис. — Это… что-то странное.
— Да что, — так же спокойно ответил таксист. — Было же уже. Улучшали породу. До сих пор в костях распутаться не могут — где чей дядюшка, где чья бабушка. Или вот еще, раньше баб жгли на кострах пачками. Красивая — ведьма. Разделась — ведьма, оделась — ведьма. По-моему, тоже странновато.
Об улучшении породы Крис предпочел промолчать. Активисты, удравшие из засыпающего вечным сном города, пытались было среди людей навести свои порядки и занять прежние позиции. Активистов пришлось вылавливать и ограничивать, но страшное колесо уже было запущено и прошлось по Европе огнем и мечом. Крис в этих делах не участвовал — он ушел куда раньше, устроился скромно, вершителем себя больше не считал и, пожалуй, исчез из памяти даже тех, кто раньше пил с ним круговую чашу. Инквизиция к деятельности вершителей не относилась. Люди придумали ее сами, и сами же ужасались по сей день.
С тех пор прошло много времени. Их сознание изменилось.
— Не повставали бы мертвые из могил, — мрачно сказал Крис. — Всех назад не запихнешь.
Таксист хмыкнул:
— Такой большой, а в сказки веришь.
Под машиной серой гладью разлилась лента реки. Загрохотал мост. Крис обернулся. Мегаполис давно пропал, растаял в утренней холодной дымке. В салоне пахло бензином и шерстью. Водитель строго смотрел на дорогу, радио умолкло, и только раз всхлипнуло, когда мимо пронеслась треугольная стела с названием города. Справа от нее в бледных клочьях тумана плавало кладбище, но Крис не остановил машину. Его цель была дальше, в одном из плохо освещенных подвалов, которые подростки именуют теплаками, подвалах с обернутыми в рванину трубами, вентилями, неровными грязными полами и журчанием канализаций.
— Здесь, — указал Крис на пятиэтажный желтенький дом, и такси остановилось.
От подъезда к магазинчику, озираясь и покачиваясь, бежал серенький мужичок с бряцающей в карманах мелочью. На машину он не обратил никакого внимания, на Криса — тоже, хотя его потертая гимнастерка и тусклые звездочки бросились бы в глаза даже слепому.
Следом за Крисом из машины выбрался, сощурившись от неяркого света, Игорек в помятой яркой куртке.
— Разомнись, — посоветовал Крис, не оборачиваясь.
Игорек зябко передернул плечами, запрокинул голову и сказал тоскливо:
— Что же это, а…
Таксист опустил стекло и молча сунул ему в ладонь горсть разноцветных леденцов. Игорь взял один, развернул и сунул в рот.
— Я с тобой.
Крис уже спускался вниз, по пяти узким грязным ступеням, за которыми белым светом оказался вычерчен сплющенный прямоугольник маленькой подвальной двери.
— Я с тобой, — с волнением повторил Игорек и скатился по лестнице следом. — Не уходи.
Пахло внизу тяжело — мочой, лежалым мусором, мокрой щепой и цементом. За бесшумно открывшейся дверью густо висел влажный жаркий туман. Где-то гудели голоса. Крис пошел вперед, волоча за собой намертво вцепившегося в него Игорька.
Узкий, в плетениях труб коридор окончился крошечной комнаткой. На паре грязных матрасов сидели, поджав ноги, девушки-птицы с обведенными по-вороньи глазами и черными прядями волос. Тускло блестели бока бутылок. В углу дотлевал оранжевый огонек. У стены, напротив нахохлившихся и уставших «птиц», каблуками зимних сапог тиранящих ветхие матрасы, в воротнике крепко сбитого пуховика сидела маленькая рыжая голова. У головы были мутные и сонные глаза. На вид голове было лет шестнадцать. Она хрипло тянула воздух.
— Эй, друг, — весело сказал Крис, нагибаясь в узком проходе и снова выпрямляясь в комнатке. — Помоги пропажу разыскать. Все ноги исходил, бока болят, спину ломит…
Голова дернулась в воротнике и вдруг завозилась-завертелась, и оказалось, что под ней круглое в пуховике тело и нервно дергающиеся ноги в черных пыльных джинсах.
— А… — сказала голова.
Девушки-птицы снялись парой и ринулись по коридорам, натыкаясь на трубы и надрывно, страшно вереща.
— Дай присяду, — попросил Крис. — Устал. Из подвального полумрака выдвинулись его до костей опаленные руки с пальцами-веточками, нащупали тугой ворот, пробежались по ледяному от ужаса лицу.
Голова мотнулась в сторону, ноги заскребли по цементному полу, и одетое в пухлую куртку тело повалилось на бок. Раздался сдавленный писк.
— Надо же, — сказал Крис, садясь на корточки.
Ветхая, защитного цвета ткань лопнула и поползла вверх по его обнажившимся в серо-розовую замшу обожженным ногам.
— А я его искал.
