штабе фронта, а может быть, и выше. Разумеется, борьба эта не выливалась в стычки и споры. Она была подспудна, невидима, но она была. Ее ход отражался в донесениях, отчетах и сдержанных, тщательно обдумываемых докладах, а иногда и в осторожных беседах.
Суть ее заключалась в том, какую задачу и как должен выполнять фронт. Член Военного совета Добровольский поддерживал мнение командарма, считавшего, что наступательные действия в данный момент преждевременны. Противник имеет мощные резервы, а вверенная им армия такими резервами не располагает. Они, конечно, есть и не в пример прошлогоднему гораздо мощнее даже того, на что армия рассчитывала. Но… Но половина этих резервов в боях не участвовала, пополнение еще не обстреляно, не втянулось во фронтовую жизнь. Не слишком густо с боеприпасами для артиллерии. Маловато и авиации.
Командующий же фронтом считал, что в армиях всего достаточно, противник надломлен и его можно бить и гнать. В этом мнении его поддерживали и командующие некоторыми подчиненными ему армиями. Но вверху, может быть, в Генштабе, а может быть, и в Ставке Верховного, почему-то не принимали определенных решений, и командующий фронтом колебался.
Этот рассветный разговор должен многое прояснить. Командарм всунул ноги в шлепанцы и накинул китель. У телефона адъютант передал ему карту с оперативной обстановкой и шепнул:
– Изменений нет. Поиски разведчиков с обеих сторон. Инженерные работы.
Командарм взял трубку и сразу же услышал голос командующего. И это тоже насторожило. Обычно отвечал адъютант, и только спустя некоторое время трубку брал командующий.
– Топчетесь? – голос командующего фронтом прозвучал свежо и густо. Вероятно, получил нужные для него новости.
– Есть грех, товарищ генерал армии.
– Ты случайно, конечно, сводки противостоящего не слыхал?
– Нет.
– Ну, если и скрываешь, так утром узнаешь. Фрицы передали, что на юге развернулись упорные бои. Разумеешь?
– Разумею…
– Так вот смотрите там… А часам к двенадцати приезжай ко мне. У меня все.
– До свидания.
Командарм некоторое время держал телефонную трубку, потом медленно, словно нехотя, поднялся и прошел в свою комнату.
Безобидный и необязательный разговор нес в себе и солидный запас информации, и приказание, и, главное, требовал срочного осмысливания резко изменяющейся обстановки.
Это самое «топчетесь» и «смотрите там» могло обозначать и приказ на подготовку к возможному выполнению боевой задачи. А задача может быть одна – наступать. Значит, следовало немедленно соответственно сориентировать командиров соединений. И важен каждый час.
Фронт фронтом, а люди есть люди. В каждой части обязательно накапливаются какие-то недоработки, которые изо дня в день откладывались до лучших времен. Когда часть в обороне, а тем более в резерве, эти лучшие времена приближаются, и каждый спешит подремонтировать технику, обучить подчиненных, подвезти кое-что из снаряжения и боеприпасов. Да и отдохнуть тоже нужно. Вот почему, хотя в целом части и находились в боевой готовности, недоделок наверняка накопилось немало. И важно как можно быстрее их устранить, потому что сделать это завтра, может быть, и не удастся. Командующий фронтом, как опытный военачальник, именно поэтому и позвонил на рассвете – выгадывалось несколько часов.
И это очень хорошо.
Плохо другое. Поскольку наше наступление на юге (вот почему вверху не спешили, не торопили фронт! Бои местного значения сковывали резервы противника, держали его в напряжении, отвлекали от подготовки к отражению удара на юге. Только теперь стало понятным – все развивалось правильно!) началось недавно и противник наверняка еще не успел израсходовать свои резервы на этом направлении, здешние он не только будет беречь, но и приведет их в полную боевую готовность. Либо для отвлекающего контрудара на этом участке, либо, наоборот, в ожидании нашего удара, который может последовать для облегчения положения на юге. Выходит, нужно рассчитывать на тех, что стоят сейчас против фронта и, значит, армии. А они, эти противостоящие, уже насторожены своими сводками. Они тоже понимают, что к чему.
Плохо и третье. Наступление на юге наверняка отвлекло то, что накопила страна в своих резервах. Значит, на помощь из тыла рассчитывать нечего. (Вот почему так скупо подавались артиллерийские выстрелы! Их гнали на юг. Вот почему авиация почти не появляется – летчики берегут технику, не рассчитывая на пополнение) А соотношение сил пока что не радует. Есть преимущество в пехоте, но ее значительная часть еще не обстреляна. Правда, по данным разведки, в резервных частях противника пополнение пришло из Бельгии и Голландии. Там боевых действий не велось, следовательно, солдаты тоже не шибко обстреляны. В артиллерии преимущество солидное, но боеприпасы… В тапках соотношение, пожалуй, равное.
Впрочем, это как сказать. Резервная танковая дивизия эсэсовцев расположена так, что может выдвинуться на участки трех советских армий. И если она выдвинется к соседям, то появится преимущество и в танках. Но как их заставить выдвинуться?
Командарм разложил на столе переданную адъютантом карту, заново анализируя расстановку сил. Резервы врага, как им и положено, стояли вдоль железной дороги. Неподалеку проходила и рокада шоссе – вдоль линии фронта. Следовательно, пути переброски резервов отличные.
Командарм еще долго смотрел на карту, прикидывая направления своих ударов, рубежи накапливания резервов, оценивал свои дороги, потом вздохнул и вслух сказал:
– Теперь думай не думай, а начинать нужно, – подошел к двери и вызвал адъютанта. – В интервале пять – семь минут вызовите всех командиров соединений.
Потом он стал одеваться. Наматывая портянки на бледные ступни, на мгновение приостановился, вспоминая, когда последний раз загорал.
«Пожалуй… лет пять».
