конструкции взрывателя торпеды. Можно, вероятно, подсчитать, скольким японским кораблям продлили жизнь несовершенные американские торпеды, но едва ли измеришь глубину отчаяния, овладевавшего командирами подводных лодок всякий раз, когда выпущенные ими торпеды, попадая в цель, не взрывались. И тогда именно Локвуд сумел найти выход ИЗ этого трудного положения и отыскал в конце концов ученых и изобретателей для решения проблемы.
Пожалуй, трудно переоценить роль подводных лодок, оборудованных только что созданной гидролокационной аппаратурой, в обнаружении мин и составлении карт минных заграждений в Восточно- Китайском море, в районе острова Окинава и на подходах к Японии. Если бы возникла необходимость вторжения с моря на острова собственно Японии, то карты минной обстановки, составленные по данным подводных лодок, оказали бы неоценимую помощь американским кораблям и судам.
К великому разочарованию Локвуда, его начальник — командующий Тихоокеанским флотом США — не разрешил ему принять личное участие в операции американского подводного флота в Восточно-Китайском море. Командующий отказал Локвуду точно так же, как он это сделал раньше, когда Локвуд хотел выйти с подводными лодками для действий в отдаленных районах западной части Тихого океана. Разумеется, никто так хорошо не понимал его огорчения, как командующий флотом, который сам был вынужден просидеть всю войну в тыловых районах, где сходились нити боевого управления. Локвуд, конечно, прекрасно понимал командующего — ведь он и сам проявил такую же заботу о своих опытных боевых командирах, когда узнал, что некоторые из них, воспользовавшись отдыхом на острове Гуам во время ремонта их подводных лодок вылетали в качестве пассажиров на самолетах В-29 бомбить Токио.
Описание «операции Барни» занимает не всю книгу. Локвуд рассказывает и о других захватывающих военных эпизодах на море, в частности о действиях подводных лодок «Уоху», «Хардер» и «Сихорс». При этом он предоставляет слово самим командирам подводных лодок. Впрочем, прочитайте книгу, и вы не пожалеете о затраченном времени. Я предсказываю, что, взяв книгу в руки, вы не отложите ее в сторону, пока не дочитаете до конца.
В заключение я хочу обратиться к своим высокопоставленным коллегам из морского министерства, рассматривающим в отборочных комиссиях дела офицеров, представленных к очередному званию, или подбирающим кандидатов на командные должности и для выполнения ответственных заданий. Не забывайте о славной плеяде опытных и мужественных офицеров-подводников, участников войны против Японии.
Беркли, Калифорния, 28 января 1955 года.
1. Черт бы побрал эти торпеды, сэр!
Я проснулся от пронзительного телефонного звонка.
Мне снилось, кажется, безмятежное довоенное время, когда люди могли спокойно спать всю ночь напролет. Но в напряженный 1943 год я настолько привык к ночным телефонным звонкам, обычно приносившим неприятные известия, что автоматически вскакивал с постели и был готов ко всему.
Пробоина в двери моей спальной каюты служила суровым напоминанием о 7 декабря 1941 года — о том времени, когда наша страна была недостаточно бдительной…
«Что же случилось на этот раз?» — подумал я.
Привычными движениями рук я одновременно зажег ночную лампу у изголовья постели и снял телефонную трубку еще до того, как отзвучал первый резкий звонок. Морские часы со светящимся циферблатом показывали 02.00. Было 18 августа.
— Командующий слушает вас, — не очень жизнерадостно буркнул я.
В ответ на мои слова из трубки послышался знакомый уверенный голос Дика Воуга, то есть капитана 3 ранга Ричарда Воуга — офицера оперативного отдела, который звонил мне, контр-адмиралу Чарльзу Локвуду, командующему подводными силами Тихоокеанского флота США, штаб которых находился в Пирл- Харборе.
— Докладывает Дик, адмирал.
Как можно было догадаться по шуму телеграфных аппаратов, он говорил из рубки связи. Должно быть, что-то срочное.
— Слушаю вас, Дик. В чем дело на этот раз?
— Маш, кажется, влип в историю в «личном озере его величества», ответил Дик и после небольшой паузы спросил: — Понимаете меня, сэр?
В Пирл-Харборе, где не исключалась возможность подслушивания, у нас выработался специальный жаргон для телефонных разговоров по секретным вопросам.
— Да, я понимаю вас, — подтвердил я. — Черт возьми! Неужели?!
Сон с меня как рукой сняло при упоминании о Маше и «личном озере его величества». Речь шла о капитане 3 ранга Дадли Мортоне — командире подводной лодки «Уоху». Мортон выполнял очень опасное боевое задание в Японском море, именовавшемся на нашем жаргоне «личным озером (или «ванной») императора Хирохито». Маш — один из лучших моих командиров-подводников, прекрасный молодой человек, завоевавший симпатии своих более пожилых начальников.
— В какую историю? — спросил я.
— У него испортились огурцы, — ответил Воуг. — Сколько он ни бился, ничего не получается. Неизвестно, в чем дело. Маш хочет идти в Гуневиль, чтобы отдать на проверку бочку с огурцами, и просит немедленно дать ему разрешение.
В переводе на общепринятый язык это означало, что на подводной лодке Мортона «Уоху» не исправны торпеды. Это несчастье преследовало многих наших подводников, но мы надеялись в ближайшее время выйти из положения, заменив устаревшую парогазовую торпеду марки «14» с магнитным взрывателем новой по тому времени электрической торпедой марки «18» с контактным взрывателем последнего образца. Радиодонесение Маша из Японского моря производило удручающее впечатление, но сказать только это, значит сказать слишком мало. Тревожно уже одно то, что командир и личный состав искушают судьбу, отправляясь в воды, полные опасностей, но положение чрезвычайно усугубляется, когда на подводной лодке отказывает оружие. Упоминание о Гуневиле означало, что Мортон хочет возвратиться на остров Мидуэй для проверки недоброкачественных торпед.
— Хорошо, — ответил я. — Передайте Машу, чтобы он полным ходом возвращался в базу.
Повесив трубку и выключив свет, я еще минуты две размышлял над вновь возникшей проблемой, а затем опять погрузился в сон. В царстве сновидений все торпеды мчались быстро и не сбивались с заданного им направления, а с заводских конвейеров сходили новенькие электрические торпеды марки «18», чтобы раз и навсегда заменить «испорченные огурцы», отравлявшие жизнь Машу и другим морякам- подводникам, действия которых были парализованы недействующими торпедами.
Стоял конец лета 1943 года. Война на Тихом океане, продолжавшаяся второй год, уже должна была убедить императора Хирохито и его советников, что американцы вовсе не увальни, какими они рисовались в их воображении. Правда, наши решительные действия на море, суше и в воздухе были еще впереди. Но мы уже выиграли важнейшую битву у острова Мидуэй, а японская императорская ставка допустила так много промахов, что японцы вынуждены были признать свои надежды на быстрое уничтожение вооруженных сил США и проникновение в богатейшие районы Азии совершенно иллюзорными, высосанными, так сказать, из опиумной трубки.
Они бы еще раньше убедились в необходимости начать переговоры о мире, если бы в течение первых полутора лет войны нас не подводили недоброкачественные торпеды, что на много месяцев затянуло войну, привело к гибели тысяч наших людей и потребовало дополнительных миллионных расходов.
На этой стадии второй мировой войны масса срочных дел требовала моего пристального внимания, но ни одно из них не было таким срочным и таким обескураживающим, как необходимость замены или улучшения несовершенных торпед, которые находились на вооружении флота. Случай с Мортоном был не единичным.
Из месяца в месяц наши подводные лодки, на которых воевали сотни энергичных молодых американских парней, проходили тысячи миль лишь для того, чтобы атаковать бдительного и беспощадного
