Чингисиана. Свод свидетельств современников

на Южном Алтае и в Забайкалье; поскольку в 1206 году лесные народы еще не были присоединены к Великому Монгольскому Улусу, естественно, они не могли быть разделены на тысячи и отданы под начало тысяцких ноёнов.

Всего по благоволению Чингисхана девяносто пять нукеров его были возвышены в тысяцкие ноёны. — Б. Я. Владимирцов писал о сути и значении проведенной Чингисханом военно-административной реформы: «Согласно системе, известной по империи Чингисхана, во главе которой стал «золотой род» борджигинов, нукер или присоединившийся к хану степной аристократ, — не нужно забывать, что и большинство нукеров были выходцами из той же степной аристократии, — оказавшие своему предводителю те или другие услуги, получают, в зависимости от этих заслуг и своего значения вообще, в ленное владение такое количество кочевых ayil'ов, которое могло бы выставить сотню или тысячу воинов, в более редких случаях — десять тысяч.

Сообразно этому, все монгольские племена, все поколения, роды, кланы были поделены на «десятки» (arban), «сотни» (ja’un-jagun), «тысячи) (minggan) и «тьмы» — десятки тысяч (tumen), т. е. на группы айлов, которые могли выставить десяток, сотню, тысячу и т. д. воинов… Самовольные переходы от одного начальника к другому были запрещены под угрозой смертной казни. В особые книги заносилось распределение народа по тысячам и сотням, т. е. между «тысячниками» и «сотниками».

Звание сотника, тысячника, темника было наследственным; носящие же эти звания получали общий титул поуап, т. е. «господин», «сеньор», «военный сеньор»; как известно, титул этот — китайского происхождения — с давних пор носили представители степных аристократических родов. Перенесение титула поуап на военных вассалов-феодалов знаменательно. Каждый ноён, получив в ленное потомственное владение «сотню», «тысячу», «тьму», являлся прежде всего вассалом царевича одного из уделов-улусов, на которые распадалась монгольская империя, а затем он был вассалом монгольского императора, как главы империи и войска монгольского. Вместе с тем сотники почти всегда являлись вассалами тысячников, а тысячники очень часто оказывались вассалами темников. Получалась система вассальных отношений, довольно стройная, представляющая собой цепь вассалов и арриер-вассалов. Схематично отношения эти можно представить в следующем виде: Император (хан) > царевич (принц крови) — владелец удела > темник > тысячник > сотник= xagan > kobegun > поуап…

Чингисхан чаще всего образовывал «тысячу» из представителей одного племени — рода и во главе ее ставил ноёном тоже принадлежавшего тому же роду. Т. е. Чингис просто брал уже сложившуюся единицу, какое-нибудь поколение, какой-нибудь клан, т. е. аристократический род с его unagan bogol’aми, например клан-род мангуд, закрепляя за ним уже выдвинувшегося предводителя, например Хуйлдара; затем, по приблизительному подсчету, клан-род объявлялся «тысячью» — minggan и отдавался в ленное владение Хуйлдара; вместо рода или клана мангуд появлялась «тысяча» Хуйлдара или «тысяча» войска мангудского…

В других случаях с делом образования «тысяч» было больше осложнений… Очень часто «тысячи» монгольского хана были составлены из представителей разных племен-родов… Еще чаще наблюдалось, что ноён — тысячник оказывался принадлежащим совсем другому роду, чем «люди» его «тысячи». Подобное смешение родов, поколений и племен монгольских при образовании «тысяч», этих основных единиц в здании империи Чингисхана, имело очень важные последствия для родового строя, который неминуемо должен был сильно измениться и угаснуть. Потом распределение по «тысячам», распределение уделов знаменовало окончательное распыление целого ряда больших древнемонгольских племен, как, например, татар, мэргид, джажират, найман, хэрэйд, остатки которых в большинстве случаев оказались разбросанными по разным улусам и уделам-тысячам» (Владимирцов Б. Я. Общественный строй монголов. В кн.: Владимирцов Б. Я. Работы по истории и этнографии монгольских народов. М.: ИФ «Восточная литература» РАН, 2002. С. 400–406).

С. 169. Любезных нукеров, главную мою опору, пожаловать особо я хочу. — Из предыдущего повествования мы узнали многое о роли нукеров в судьбе Чингисхана, поэтому вовсе не удивительно, что и в государственном и военном строительстве он в первую очередь опирался на них.

Как сообщает «Сокровенное сказание монголов», на хуралдае 1206 года все они были особо пожалованы: «Всех, кто усердие приложил к созданию государства, назначил владыка ноёнами тумэнов, тысяцкими, сотниками и десятниками; пожалованья и милости достойных пожаловал и людям, повеления его достойным, повелел». Именно они, как свидетельствуют наши источники, были призваны Чингисханом продолжить кардинальные преобразования в армии, начатые им еще в 1204 году.

В этой связи представляется интересным мнение Н. Трубецкого, попытавшегося проникнуть в психологию Чингисхана и его верных нукеров-сподвижников: «К своим подданным, начиная с высших вельмож и военачальников и кончая рядовыми воинами, Чингисхан предъявлял известные нравственные требования. Добродетели, которые он больше всего ценил и поощрял, были верность, преданность и стойкость; пороки, которые он больше всего презирал и ненавидел, были измена, предательство и трусость. Эти добродетели и пороки были для Чингисхана признаками, по которым он делил всех людей на две категории. Для одного типа людей их материальное благополучие и безопасность выше их личного достоинства и чести, поэтому они способны на трусость и измену…

Люди ценимого Чингисханом психологического типа ставят свою честь и достоинство выше своей безопасности и материального благополучия. Они боятся не человека, могущего отнять у них жизнь или материальные блага, а боятся лишь совершить поступок, который может обесчестить их или умалить их достоинство, притом умалить их достоинство не в глазах других людей (ибо людских насмешек и осуждений они не боятся, как вообще не боятся людей), а в своих собственных глазах. В сознании их всегда живет особый кодекс, устав допустимых и недопустимых для честного и уважающего себя человека поступков; этим уставом они и дорожат более всего, относясь к нему религиозно, как к божественно установленному, и нарушение его допустить не могут, ибо при нарушении его стали бы презирать себя, что для них страшнее смерти…

Подразделяя людей на две вышеупомянутые психологические категории, Чингисхан это подразделение ставил во главу угла при своем государственном строительстве… Весь военно- административный аппарат составлялся только из людей второго психологического типа, организованных в стройную иерархическую систему, на высшей ступени которой пребывал сам Чингисхан. И если прочие подданные видели в Чингисхане только подавляюще страшную силу, то люди правящего аппарата видели в нем прежде всего наиболее яркого представителя свойственного им всем психологического типа и преклонялись перед ним как перед героическим воплощением их собственного идеала…

Итак, согласно государственной идеологии Чингисхана, власть правителя должна была опираться не на какое-либо господствующее сословие, не на какую-нибудь правящую нацию и не на какую-нибудь определенную официальную религию, а на определенный психологический тип людей. Высшие посты могли заниматься не только аристократами, но и выходцами из низших слоев народа; правители принадлежали не все к одному народу, а к разным монгольским и тюрко-татарским племенам и исповедовали разные религии. Но важно было, чтобы все они по своему личному характеру и образу мысли принадлежали к одному и тому же психологическому типу, обрисованному выше» (Трубецкой Я. Взгляд на русскую историю не с Запада, а с Востока. — В сб.: Классика геополитики XX в. ACT, М.: 2003. С. 153–163).

С. 170–171. Деля державы достоянье и тяжбы разные судя, в Синие росписи вноси об этом запись и росписи сии своди в единый Свод. И все, что с моего согласья порешишь и в Своде синем том по белому запишешь… — В этой связи Э. Хара-Даван оценил значение принятия и использования уйгурской письменности: «Чингисхан своим гениальным умом оценил великое значение письменности и тотчас же воспользовался услугами того пленного сановника (по имени Тататунга. — А.М.) для удовлетворения нужд своего государства, а также для подъема культурного развития подвластных ему кочевых народов. Конечно, он мог бы воспользоваться для этой цели и другой древней цивилизацией, находившейся в пределах его досягаемости, — китайской, но он отдал предпочтение уйгурской, очевидно, потому, что она была по духу ближе кочевникам: среди уйгуров сохранялось много остатков кочевых преданий и степных обычаев. Усвоение монгольской знатью этой культуры не отрывало ее от своего народа и не подрывало в ней преданности степным обычаям….

Одним из важнейших приобретений, которое дала вновь введенная письменность, явилось то, что благодаря ей оказалось возможным закрепить и кодифицировать монгольское обычное право и народные