явились источниками для последующих монгольских летописцев-компиляторов, но, главное, стали дополнительным материалом для составления «определенной формулы повествования об эпическом герое».
Формируя вторую часть раздела — «Повествование о Чингисхане» и определяя последовательность выбранных текстов, мы также придерживались «биографического принципа», т. е. попытались «привязать» их к определенным этапам или событиям в жизни Чингисхана, о чем сообщаем в комментариях к каждому тексту.
Заканчивают второй, т. е. «легендарный», раздел сборника легенды, истории и предания о Чингисхане, бытовавшие в устной традиции и записанные в разное время и разными людьми на территории Монголии. Это, как сказал бы автор «Пушкина в жизни» В. В. Вересаев, еще больше окутывает нашего Героя «дымом легенд и слухов». Но, как писал тот же автор, «живой человек характерен не только подлинными событиями своей жизни, — он не менее характерен и теми легендами, которые вокруг него создаются, теми слухами и сплетнями, к которым он подает повод. Нет дыма без огня, и у каждого огня бывает свой дым [11].
ПРИМЕЧАНИЯ
1. Владимирцов Б. Я. Работы по литературе монгольских народов. М.: Восточная литература РАН. 2003. С. 60—61
2. Там же. С. 61–65.
3. Там же. С. 62–63.
4. Следует назвать следующие летописи: «Краткое Золотое сказание» (ок. 1625; другая датировка — 1655), «Золотой изборник» Лубсан Данзана (1635; по другим данным — рубеж XVII–XIX вв.), «Желтая история» (40—60-е гг. XVII в.), «Драгоценное сказание» Саган-Сэцэна (1662), «История Асрагчи» Джамбы (1677), «Течение Ганга» Гомбоджаба (1725), «История монгольского рода борджигид» Ломи (1732), «Золотой диск с тысячей спиц» Дхарма-гуши (1739), «Золотое сказание» Мэргэн-гэгэна (1765), «Хрустальные четки» Раши-Пунцага (1775), «Хрустальное зерцало» Джамбадорджи (1825), «Синяя тетрадь» (середина XIX в.), «Драгоценные четки» Галдан-туслагчи (1850).
5. Во вступительной статье использованы материалы из книги А. Д. Цендиной «Монгольские летописи XVII–XIX веков: повествовательные традиции» (М., РГГУ. Труды Института восточных культур и античности, выпуск XII, 2007).
6. Неклюдов С. Ю. Эпические повествования в традиционной монгольской литературе. В сб. Специфика жанров в литературах Центральной и Восточной Азии. С. 49–51.
7. Фрагмент летописи Джамбадорджи «Хрустальное зерцало» воспроизводится по изданию «История в трудах ученых лам». М.: Товарищество научных изданий КМК, 2005
8. Неклюдов С. Ю. Заметки о повествовательной структуре «Сокровенного сказания» // Mongolica. К 750-летию «Сокровенного сказания». М. С. 226–238.
9. Неклюдов С. Ю. «Устное предание в становлении исторической литературы монгольских народов // Роль фольклора в развитии литератур Юго-Восточной и Восточной Азии». М. С. 48–56.
10. Жамцарано Ц. Монгольские летописи XVII в. М.—Л., 1936. С. 81.
11. Вересаев В. В. Пушкин в жизни. Лениздат, 2007. Кн. 1. С. 6.
I
ПОВЕСТВОВАНИЕ О ХАНЕ-РОДОНАЧАЛЬНИКЕ
Каким же образом наш, монгольский Чингисхан является, как оказывается, перерождением из рода Шакья? Расскажу об этом. В древние времена в Индии в местности Магадха после того, как со времени правления «Многими возведенного»[11] хана Махасамматы прошло сто двенадцать десятков тысяч, да еще пять тысяч ханских поколений, у индийского царя Шудходаны из рода Шакья родился сын Будда Шакьямуни.
В первой книге* я подробно написал о том, как при помощи двенадцати великих творений он принес благо одушевленным тварям[12]. Когда же после принятия Буддой Шакьямуни образа нирваны[13] прошло тысяча восемьдесят семь лет, в это время в роду Шакья родился мальчик с особыми приметами. Так как родители его не могли знать, будет ли он хорош или плох, и возымели сомнение, они положили его в медный ящик и спустили в реку Ганг. Тот мальчик долго плыл по течению и пристал к какой-то пашне. Один крестьянин нашел его, вырастил и воспитал. Впоследствии, став взрослым, мальчик услыхал об обстоятельствах своего прибытия. Однажды, когда он, продвигаясь вперед, кружил около горы Л ха-Самбу, находящейся в тангудской земле, в ту пору пришли в эту местность тангудские люди, чтобы совершить жертвоприношение духу этой горы.
Увидев того мальчика, они изумились и спросили его: «Ты откуда пришел?» Но так как мальчик тибетского языка не понимал, он в ответ указал пальцем в сторону неба. Тогда тангудские люди стали говорить: «Наверное, этот мальчик послан нам Небом. Давайте-ка возведем его в ноёны!»* Все это одобрили. Потом, по очереди неся его на шее, принесли и возвели в ноёны. Он известен под именем тибетского хана Худзун-Сандалиту*.
Преемником его в десятом поколении был хан по имени Рагум-Цамбо.
Один злой чиновник по имени Лонан убил своего хана и сам сделался ханом. Взял себе в жены ханскую дочь, а трех сыновей изгнал в чужие края. Вследствие этого младший сын по имени Нитиба прибыл в страну Гонпо, но, так как этот народ ему не понравился, он отправился дальше, и когда прибыл в землю монголов Вэда[14], то здесь остановился и стал жить на горе Бурхан- Халдун около реки Байкал*.
Когда Марал*, вдова давно скончавшегося ноёна из рода Таян, увидела того сына и услышала о его происхождении, она стала почитать его, как потомка хана, которому покровительствует Небо, и сделала его хозяином своего дома. Вэдский народ, одобрив это, возвел его в ханы. Впоследствии он стал известен под именем Бортэ чоно[15].
Ханша Марал от первого мужа имела сына по имени Батаса, который стал называться родоначальником тайчудов. Что касается Бортэ чоно, то как будто он жил в период правления Танской династии в Китае*. Сын Бортэ чоно назывался Батайцаган-ханом (Батачи-хан). У Батайцаган-хана был сын по имени Тамцуг-хан (Тамача). Тамцуг-хан жил как будто бы в эпоху тибетского хана Ландармы*.
Сын Тамцуга назывался Хурца-Мэргэн (Хоричар мэргэн). А его сыном был Уджим-Бурал (Ужим борохул*). А его сын Йехе-Нидун (Их нудэн). А его сын Самсучи (Сэм сочи*). А его сын Борджигидай-Мэргэн. Борджигидай-Мэргэн* имел двух сыновей, Дун-Сохора (Дува сохор) и Добу-Мэргэна (Добун мэргэн). Что касается обстоятельств, почему старший брат назывался Дун-Сохор, то суть их такова: в некоторых историях говорится, что у него во лбу был всего один глаз[16]. Хотя он и был с одним глазом, но этот единственный глаз его был чрезвычайно острым, и он мог отчетливо видеть на расстоянии тридцати кочевок. Утверждение о том, что он совершенно слепой, было чрезмерным
