листву, но и это занятие быстро надоедало. Уже через час Безымян передумал все мысли, и они кончились. В голове осталась одна пустота, в которой, словно мелкие рыбешки, плавали обрывки ничего не значащих фраз. Да еще почему-то сильно щемило под сердцем.
К полудню на холме у самого горизонта показалась фигура мужика. Окрикивать его Безымян не стал, а нагонял молча, методично сокращая расстояние. За это время успел разглядеть, что путник одет в овечью безрукавку и лапти. Видно, свойский мужик. Может, сосед? Красться Безымян не умел. Привык ходить прямиком, не разбирая дороги. Сюрприз не удался. Заслышав его шаги, мужик в телогрейке испуганно отпрянул в сторону и потянулся рукой за подклад.
— Привет рычанским! — Добродушно крикнул Безымян.
— Привет полюйским. — С опаской тихо ответил путник.
Мужичок был плюгавый, с редкой рыжей бородкой и залысиной на пол головы. Ростом путник тоже не удался. Задрав голову, рычанский смерил Безымяна подозрительным взглядом и, признав окончательно, протянул руку.
— Я тебя видел. — Радостно сказал мужичок, не отпуская ладонь Безымяна. — На ярмарке, в торговый день.
— Точно, ты с мукой стоял, а я своим помогал. — Отозвался Безымян.
— Карп. — Назвался мужичок.
— Безымян.
— Может, по пути? Куда бредешь?
— В степь, печенегов бить. — Простодушно ответил полянин. В этот момент Карп, точно, решил, что Безымян дурачок, но вида не подал, а только произнес:
— Сам я к куму. Пошли лучше в Маковку, это по пути.
— А степь от Маковки далеко?
— Рукой подать.
На том и порешили. Сначала вместе до Маковки, а потом каждый сам по себе. За разговором прошли птичий ручей и черное капище. Черное оно было не в смысле злое, а просто от времени. Ухаживал за ним старый Лютобор. То ли волхв, то ли отшельник. Впрочем, старика они не увидели. Не захворал ли? Безымян предложил поднести дары. Хоть заброшенное место, но боги то свои, русские. С недовольной миной Карп согласился. Безымян — добрая душа половину припасов разложил. Пусть немного у него их было, зато никого не забыл. Спутник его удостоил подарком Велеса и деревянную бабу Мокошь, справедливо считая, что всех ублажать — добро переводить. Еще и Безымяна упрекнул. Зачем всех привечаешь? Вот, ежели, ты купец, — доказывал Безымяну Карп, — то Симарглу или Велесу дары клади, ратник — Перуну, староста — Сварогу, если щедрый, то Роду пусть перепадет. А кто ты такой, чем кормишься?
— Да не решил я еще. — Отмахнулся Безымян. — А разложил всем поровну, чтоб никому обидно не было.
Зря дал подсмотреть сварливому мужику Безымян, кому дары поднес. Шел и жалел об этом. Карп все не унимался:
— Вот ежели так кому попадя направо и налево еду раздавать, так и самому недолго по миру пойти. Вот ты говоришь печенегов бить идешь. Благое дело, не спорю. Только не похож ты на богатыря, чтобы степняков бить. У тех конь, меч, доспех, а ты гол, как сокол. Не в обиду сказано. Не идут от хорошей жизни люди сами на печенега. Забот у них много. Вот уйду я. А кто скотине траву нарвет? Кто хлеб вырастит? Пахать, кто будет?
Безымян кивал. Потом ему это надоело.
— Сам — то, что с места сорвался?
Карп вздрогнул и замолчал, даже лицо пожелтело.
— К куму иду. — Тяжело выдохнул он. — Говорил же.
— Забыл. — Поправился Безымян. — точно говорил.
— Баба у него на сносях. Гостинец им несу. — Начал оправдываться Карп. — Не подумал, один пошел. Опасно сейчас на дорогах стало. Вдруг, думаю, отнимут гостинец. Тут ты к стати подвернулся. Тебе хорошо. Ты здоровый. А на меня кто — хочешь, нападет. Как завидел тебя, думал тать. Потом узнал. Да и какой тать средь бела дня бродить будет. Вот если ночью, то пожалуйста.
Безымян пошел чуть поодаль и принялся с интересом разглядывать пейзаж. Дальше черного капища в эту сторону он не ходил. Вокруг него простиралась русская, но вместе с тем чужая земля. Ему казалось, что здесь все по-другому. Даже птицы поют иначе. Нехорошие мысли начали лезть к нему в голову. Не под силу ему орду одолеть. И оружия приличного у него нет. Даже топора. Только посох — дубина, да и та людям на посмешище.
— Пришли. — Потянул Безымяна за рукав Карп. — Здесь ключ недалеко. Переночуем.
Безымян хотел отказаться, но передумал. Идти, не различая землю под ногами, опасно, да и сил нужно набрать. Путь предстоял долгий.
Быстро собрали хворост. Странный мужик был Карп. С мешком дорожным ни на секунду не расставался. Кряхтел, когда сушняк собирал, под его тяжестью, но облегчиться, как Безымян не захотел. Мало ли чудаков на свете?
Когда занялся огонь, быстро перекусили. Каждый со своего запаса. Суму свою Карп не раскрывал, а выуживал из нее харчи на ощупь, чем немало повеселил Безымяна.
— Ценный гостинец куме несешь? — Укладывая под голову котомку, спросил полянин.
— Безделицу. — Отмахнулся Карп. — Так я не расслышал: хозяйство у тебя большое?
— Нет у меня хозяйства.
— Почему?
Что на это ответить? Стало быть, судьба такая. Другое сейчас заботило Безымяна. «Прав Карп. Не богатырь он без меча. Вот если бы ему меч достать, то и за Русь — матушку не стыдно постоять будет».
Безымян лежал на спине, вслушиваясь в звуки ночного леса. Ведь каждая тварь по-своему от природы разумом наделена. Всем в жизни место уготовано. Это как звенья большой цепи. Даже муравей, на что мал, и тот свое существование отрабатывает. Суетится, тропинки чистит. Просто у зверья все устроено. Думать особенно не нужно. Живи, как придется. Окружающим только польза от этого. Отчего человеку так нельзя?
Мысли стали медленными и тягучими, словно осенняя летучая паутинка. Во сне у Безымяна наступали минуты откровения. По ту сторону бытия вопросы уже не казались такими неразрешимыми. Одна беда — поутру ничего не возможно было припомнить. Вот и сейчас, понял полянин, почему хозяйство у него так и не заладилось. Не было в избе домового. Видать, ведьма Анисья своего извела, а когда преставилась, новый к Безымяну не пришел. Парень пробовал его искать, даже уговорил мужиков сходить на пепелище старой деревни.
Печальное зрелище открылось тогда глазам Безымяна. На месте рухнувших домов высился курган, поросший бурьяном, да деревянный бог — Сварог, высеченный кем-то из бревна. Некоторое время идол и человек молча взирали на мертвую, политую кровью русичей землю. Мужики кликали Безымяна с собой, но, не дозвавшись, ушли обратно одни. Может, и сидел бы так Безымян рядом с кумиром целую вечность, но наступила ночь и, чтобы не замерзнуть, парень принялся за поиски. Ему хотелось расспросить зверька про родной дом, отца с матерью и себя малого, но домового Безымян не нашел. Видно, печенеги зарубили его вместе с остальными, а может, увели в полон. Хотя, если подумать, зачем степнякам домовые? У них, ведь, и домов-то, как говорят, нет. Только повозки и палатки из шкур разного зверья.
«Когда за отца с матерью мстить стану, — решил Безымян, — нужно про домового не забыть. Ладно, человек, но что зверушка плохого сделала? От нее вреда совершенно никакого, одна польза. Придет время, поквитаюсь за всех».
Иголочка вела певцов через лес уже вторые сутки. Леший заманивал старцев, искушая обманными тропами, ведущими в топь, но те шли по прямой. Приходилось продираться через буреломы и засеки. Силы были на исходе, когда к рассвету третьего дня странники вышли к ручью. Ратибор наклонился, чтобы черпнуть студеной водицы и утолить жажду. Он прикрыл глаза и сделал глоток. Вместо ожидаемой прохлады рот обожгло огнем. Старик отпрянул от ручья и выплюнул горькую, прогнившую жижу.
— Не пей, Чудин. — Предупредил спутника Ратибор. — Источник отравлен. Дерхон был здесь.
