коалиции капиталистических держав предполагалось столкновение не только враждебных государств, но враждебных идеологий. В результате этого война могла принять более ожесточенный характер, чем при столкновении двух коалиций капиталистических государств. Поэтому не исключалось, что противник будет использовать способы ведения войны, запрещенные международным правом. Весной 1940 г., выступая перед начальниками химических войск округов, маршал Г. И. Кулик обосновывал возможность применения химического оружия против СССР именно противостоянием в будущей войне двух различных социальных систем: «Сейчас дерутся люди одной породы (имелись в виду боевые действия Германии против Англии и Франции — А. М.), но разной масти, те и другие — капиталисты, это нужно учитывать. Когда будет война против нас, капиталисты пойдут на всякую пакость. Мы должны быть готовыми»[2].
Наряду с тезисом о неизбежности большой войны, ее решительном и ожесточенном характере, требовалось определить и возможную продолжительность грядущего столкновения. От ответа на этот вопрос во многом зависел и характер подготовки к будущей войне. В начале-середине 20-х гг. в отечественной военной науке было принято условно разделять войны в зависимости от их стратегического характера на войны в рамках стратегии «сокрушения» либо стратегии «измора». Наиболее глубокую теоретическую проработку проблемы характера будущей войны в те годы осуществил выдающийся советский военный теоретик, профессор Военной академии A. A. Свечин. Он посвятил этому вопросу ряд работ, прежде всего, капитальный труд «Стратегия», первое издание которого вышло в 1926 г.
Согласно А. А. Свечину, главной особенностью стратегии сокрушения являлось достижение решающего результата, т. е. результата, определяющего исход войны в ходе одной масштабной операции. Таким образом, план войны практически сводился к плану одной гигантской операции, которой предшествовали мобилизация, сосредоточение и развертывание вооруженных сил. Свечин писал: «Сокрушительное наступление, при усложнившихся условиях, представляет ряд последовательных операций, находящихся, однако, в такой тесной внутренней связи, что они сливаются в одну гигантскую операцию. Исходное положение для следующей операции вытекает непосредственно из достигнутой цели операции законченной»[3]. Для успеха стратегии сокрушения, по мнению А. А. Свечина, была необходима экстраординарная победа: «сотни тысяч пленных, поголовное уничтожение целых армий, захват тысяч пушек, складов, обозов»[4]. Выбор подобной стратегии означал выработку плана одной мощной операции, позволяющей в сжатые сроки решить судьбу войны. Именно на подготовку такой операции и должны были направляться основные усилия при подготовке к войне. В отношении народного хозяйства при выборе стратегии сокрушения главное внимание следовало уделять развитию военной промышленности мирного времени и созданию путей сообщения, обеспечивающих быструю мобилизацию, сосредоточение и развертывание группировок сил для проведения решительного удара. Подготовке к мобилизации промышленности и обеспечению устойчивого функционирования народного хозяйства в условиях военного напряжения не должно было придаваться большого значения.
Напротив, «в рамках стратегии измора все операции характеризуются, прежде всего, тем, что имеют ограниченную цель. Война складывается в виде не решительного удара, а борьбы за такие позиции на вооруженном, политическом и экономическом фронте, с которых нанесение этого удара в конце концов стало бы возможным»[5]. Таким образом, с точки зрения предвоенного планирования и подготовки, выбор стратегии измора означал планирование первой операции войны как операции с ограниченной целью, успешное завершение которой не означает достижения победы в войне. В ходе войны потребовалось бы обеспечить поддержание баланса между мобилизацией армии и мобилизацией народного хозяйства, так как именно своевременное снабжение фронта всем необходимым является одним из ключевых факторов победы в войне «на измор». При этом Свечин не считал, что сторона, избравшая стратегию измора, неизбежно должна придерживаться исключительно «вялых» методов ведения войны: «Сама стратегия измора вовсе не означает… пассивного ожидания развала неприятельского базиса. Она видит прежде всего невозможность достигнуть одним броском конечной цели и расчленяет путь к ней на несколько самостоятельных этапов. Достижение каждого этапа должно означать известный выигрыш наш в мощи над противником. Уничтожение неприятельских вооруженных сил, не являясь единственным средством, представляется и для стратегии измора весьма желательным, и такие предприятия, как Танненберг и Капоретто, прекрасно укладываются в ее рамки»[6]. Ведение длительной современной войны должно было потребовать вовлечения в нее всего народа, стирания границ между фронтом и тылом: «Войну ведет теперь народ и ведет на свои средства. И воевать — это значит не только манифестировать, выражать свои чувства к враждебному режиму, нарушать мирные права населения на оккупированной территории. Воевать — это значит бороться, голодать, страдать, переносить лишения, умирать, повиноваться — и не только на фронте, но и в далеком тылу. Сокращение заработной платы в тылу находит свое оправдание и в том, что экономически сравнивает работников тыла с бойцами на фронте». Огромное значение для выработки теории войны «на измор» имел опыт Гражданской войны, когда были продемонстрированы колоссальные возможности нового государства, проявившиеся потом и в годы Великой Отечественной войны: «…Удивительна способность человеческих потребностей растягиваться и сокращаться; опыт 1919–1921 годов позволяет прозреть, при высоком подъеме сознания ведущего борьбу класса, возможность для государства, имеющего общий национальный доход в 10 миллиардов рублей в год, вести войну, одни издержки на которую в иных случаях были бы исчислены в 15 миллиардов в год». Важнейшим достоинством стратегии сокрушения была возможность достижения победы с относительно небольшими потерями, без затрат огромных ресурсов, которые потребовались бы для ведения длительной войны. Недостаток же этой стратегии состоял в том, что само достижение решительной победы в ходе одной гигантской операции являлось крайне сложной задачей. Для ее реализации было необходимо уничтожение основных сил армии противника и захват его жизненных центров с целью недопущения восстановления разгромленных группировок. Все эти трудности прекрасно осознавались советским военным руководством. Так, в 1925 г. нарком по военным и морским делам М. В. Фрунзе в статье «Фронт и тыл в войне будущего» писал: «Опыт войны показал, что достижение целей войны в современных условиях стало делом значительно более сложным, чем прежде. Современные армии обладают колоссальной живучестью. Эта живучесть целиком связана с общим состоянием страны. Даже полное поражение армий противника, достигнутое в определенный момент, не обеспечивает еще конечной победы, поскольку разбитые части имеют за собой экономически и морально крепкий тыл. При наличии времени и пространства, обеспечивающих новую мобилизацию людских и материальных ресурсов, необходимых для восстановления боеспособной армии, последняя может легко воссоздать фронт и с надеждой на успех повести дальнейшую борьбу… При столкновении первоклассных противников решение не может быть достигнуто одним ударом. Война будет принимать характер длительного и жестокого состязания, подвергающего испытанию все экономические и политические устои воюющих сторон. Выражаясь языком стратегии, это означает переход от стратегии молниеносных, решающих ударов к стратегии истощения»[7] .
Схожий вывод относительно возможности достижения быстрой победы сделал нарком обороны СССР Маршал Советского Союза С. К. Тимошенко в заключительной речи на совещании комсостава в декабре 1940 г.: «В современную эпоху, при вооруженной борьбе большого масштаба, редко удается путем одной решительной операции сразу достичь конечной военной цели (цели войны или кампании). К достижению этой конечной стратегической цели по большей части предстоит идти путем достижения ряда промежуточных целей, из которых каждая может оказаться настолько значительной, что явится содержанием особой фронтовой операции — содержанием целого стратегического этапа»[8].
Однако советские военные допускали, что при благоприятных условиях возможно реализовать и стратегию сокрушения. А. А. Свечин следующим образом определял подобные обстоятельства: «Военная подготовка, доведенная до возможности немедленного максимального напряжения своей боеспособности, обширная сухопутная граница с перерезающими ее хорошими путями сообщений, значительное превосходство сил, политическая постройка неприятельского государства по образу колосса на глиняных ногах — это условия, благоприятствующие сокрушению и позволяющие закончить войну в короткий сроки с минимальным расходом материальных средств и человеческих жизней. Поскольку военные бюджеты, несмотря на свой рост, отстают от роста производительных сил и максимум стратегического напряжения
