Десять сигм и другие невероятные истории

рожать детей ради продолжения рода, независимо от личных привязанностей.

— А доктор Томасин уже подобрал тебе пару?

— Нет. Вряд ли. Может быть.

Она умолкла, задумавшись. Мы увидели, как интерфейс Кэндис присоединился к остальным, а ее место заняла другая близняшка.

Зачем она это делает? — удивился Мануэль.

Личностный кризис, объяснил Бола.

— Ну и хорошо, если подобрал, — сказала новая Кэндис. — Все равно мой партнер будет его творением. Больше никому не удалось создать септет.

— Значит, других септетов ты не знаешь?

— Честно говоря, нет. Но они должны существовать. И ради приумножения нашего вида я вступлю в связь с тем, с кем нужно.

— Кластеры не относятся к новому виду. Мы человеческие существа.

— Нет, мы отдельный вид! — возразила она. — Кластеры гораздо лучше одиночек. Это очевидно. А я гораздо лучше секстета, квинтета или квартета.

— Мы люди.

— Ну, может, вы и люди, а я принадлежу к другому виду, — бросила она и удалилась.

Это уж точно.

Мы ежедневно переворачивали яйца. Измеряли влажность. Регистрировали температуру датчиками, подключенными к настольному компьютеру. Проклятые датчики постоянно ломались, и сигналы тревоги будили нас по ночам. Мы не могли просто повернуться на другой бок и спать дальше — а вдруг утята и вправду замерзают? Прошло пятнадцать дней, и мы открыли вентиляционные отверстия в инкубаторах, понизив температуру на полградуса.

Слова Матушки Рэдд задели нас за живое, и мы стали все тщательно записывать. Промаркировали яйца в соответствии с геномом, по крайней мере те, что смогли вспомнить. Каждый час снимали показания температуры и влажности, рисовали графики.

Мы продолжали внимательно наблюдать за выводком утят у озера, хотя датчики феромонов не регистрировали даже намека на химическую память, а наш лабораторный журнал заполнялся одинаковыми строчками: «Признаков консенсуса нет».

По возможности мы старались не встречаться с Кэндис, хотя это оказалось не так просто даже на ферме площадью больше сотни гектаров. Похоже, Матушка Рэдд давала ей задания, отчасти совпадавшие с нашими.

От чего мы никак не могли отделаться, так это от доводов Кэндис. Я обнаружила, что все время обдумываю ее идеи. Во многом она ошибалась, а во многом оказалась права.

Согласно классическому определению «вида», кластеры — люди. Ребенок, родившийся у меня, Меды или Кванты от немодифицированного мужчины, будет человеком. Мы не относимся к новому виду, однако и обычными людьми нас не назовешь. Предшественники снабдили нас чувствительными подушечками на ладонях для передачи химической памяти между членами кластера. На шее у нас имеются особые железы, которые транслируют чувства и простейшие мысли при помощи феромонов. Усовершенствованное обоняние позволяет различать тончайшие оттенки запахов. Но если особо не присматриваться, мы ничем не отличаемся от людей, живших сто лет назад.

Однако тот факт, что мы являемся кластером и в структуре нашего общества функционируем как единое существо, указывает на совершенно иной тип социальной организации, созданной при помощи биотехнологии и поддерживаемой искусственно. Без системы яслей и генной модификации эмбрионов кластеры исчезли бы через несколько поколений, вытесненные нормальными людьми. Кэндис права: если Верховное правительство исчезнет, кластеры распадутся. Они не могут существовать без постоянной заботы со стороны общества. Мы самые высокоразвитые животные на планете, но это всего лишь видимость — красивый фасад скрывает подпорки и арматуру.

В мире насчитывается три миллиона кластеров или чуть больше десяти миллионов человек. Три десятилетия назад население планеты превышало десять миллиардов. До конца катастрофы еще далеко. Мы, кластеры, унаследовали эту планету, и не потому, что оказались совершеннее, а потому, что не смогли уйти — умереть, развиваться дальше — вместе с остальным Сообществом. В наследство нам досталась хрупкая экосистема. Наша биология была столь же уязвимой и, возможно, бесперспективной, хотя сами мы об этом пока не догадывались.

Мы обратились к Матушке Рэдд.

— Насколько стабильно наше общество? — спросила Меда как-то вечером, когда мы убирали со стола после обеда.

Кэндис отсутствовала — переворачивала утиные яйца в своих инкубаторах.

— У нас представительная демократия, а законодательство основано на принципе консенсуса. Гораздо стабильнее большинства других обществ.

— Не в этом дело. Я имею в виду биологический и социальный аспекты. Что случится, если мы утратим научные знания?

Одна Матушка Рэдд подняла глаза от тарелок, которые вытирала, и посмотрела на нас, две другие продолжали возиться с кастрюлями.

— Глубокий вопрос. Точно не знаю, но подозреваю, что следующее поколение будет обычными людьми. Хотя не исключено, что мы сможем соединяться в кластеры, а внесенные нами генетические изменения передадутся потомству.

— А как мы об этом узнаем?

— Может, поищешь специальную литературу? — улыбнулась Матушка Рэдд.

— Искала уже! Только ничего не поняла. — Мы никогда не были сильны в биологии. Другое дело физика и математика.

— Индивидуальность нам дает технология. В этом-то и проблема. Добровольно мы не откажемся от индивидуальности, и пути назад у нас нет, — сказала Матушка Рэдд. — Подобно Сообществу, мы уже миновали этап одиночек. Ты затронула самую главную мировую проблему. Как нам размножаться?

Некоторые полагают, что Исход — почти мгновенное исчезновение миллиардов жителей Земли, объединенных в Сообщество, — был технологической точкой перехода, превращением обычных людей во что-то иное, более совершенное. По словам Матушки Рэдд, общество кластеров создало собственную, параллельную точку сингулярности, которую невозможно пройти в обратном направлении, не утратив индивидуальности.

— Значит, будущее за такими, как Кэндис?

— Возможно. У доктора Томасина радикальные идеи. Хотя не исключено, что воспроизведение септетов это выход. Проблемой занимаются и другие исследователи, в том числе специалисты по этике.

— Почему?

— Если наше общество и наша биология не имеют перспективы, мы не можем позволить, чтобы они развивались.

— Но…

И тут в комнату влетела Кэндис.

— У меня утенок вылупился!

Все отправились посмотреть, как мокрый, похожий на ящерицу птенчик разбивает скорлупу яйца, выбираясь наружу. Мы продолжали размышлять над словами Матушки Рэдд и все время сцепляли руки, обмениваясь мыслями. Наблюдая за появлением на свет утят, я поняла: на свете есть люди, которые считают, что путь в будущее пролегает через уничтожение общества и биологию кластеров.

Доктор Томасин появился у нас на следующий день. Теперь он приезжал каждую неделю, по нескольку часов осматривая Кэндис. В тот вечер после его отъезда Кэндис не вышла к обеду, и Матушка Рэдд отправила нас за ней.

— Кэндис? — Меда постучала в дверь спальни.