кровью, пока кровь не будет литься с него ручьями, а ее соски не станут твердыми и между ног не забулькает влага. Она представляет, как жестоко и греховно трахает его, пока он прибит гвоздями к кресту, при смерти. Она фантазирует, что трахает его, пока он не умрет на кресте, а потом трахает его, пока он не воскреснет.
Все началось, когда ей было 11, и наступил пубертатный период. Естественно, все ее друзья были мальчики и говорили о какой-то мастурбации. (Кстати, Ричард Штайн говорит, что мастурбация – это дар Господа некрасивым людям, которые не могут найти иной способ сексуального удовлетворения, как я, например.) Они объяснили ей, что мастурбация – это когда фантазируешь о сексе с противоположным полом. Но Нэн всегда чувствовала, что это она была противоположным полом, так что она не могла фантазировать о мальчиках, не будучи гомосексуалисткой. О девчонках она думала, что они глупые и гадкие. Таким образом, оба пола оказались вычеркнутыми из ее сексуальных фантазий. Единственным человеком, кого она любила, был Иисус – позвольте напомнить, что в том возрасте она еще не разделяла платоническую любовь к Иисусу и сексуальное желание, – таким образом, спаситель Иисус Христос стал первым героем ее грез во время мастурбации.
Нэн постоянно мастурбирует перед его изображениями.
На Рождество в ее глазах можно заметить особый огонек, как будто сам дух праздника стимулирует все нервные окончания в ее теле, приводя их в возбужденное состояние. Даже сцена в хлеву заставляет ее истекать потом.
Джин говорит, что иногда Нэн громко охает и кричит, когда кончает с ним.
– Мне кажется, это хорошо, – говорит он.
Для Джина Рождество тоже счастливое время.
Самый странный момент сексуальных фантазий Нэн – это что она максимально возбуждается, когда представляет, как Христос ходит в туалет. Она любит фантазировать, как он сидит на унитазе, или на корточках в кустах, или писает с балкона на толпу своих последователей. Иногда Нэн воображает, что она испражняется на распятого Христа (Ричард Штайн пишет, что когда человек испражняется в порыве сексуального возбуждения, это называется Страстный Карл, или Грязный Санчес, если вам интересно) или даже наклоняется, чтобы пописать Иисусу в рот.
Ричард Штайн говорит, что сам процесс пищеварения и дефекации сексуально возбуждает многих людей, несмотря на то что общество это порицает. Однако очень мало людей рискует созерцать такой акт, и еще меньше – участвовать в нем.
Нигде Ричард Штайн не упоминает образ Иисуса Христа, который активно вовлекается в сексуальные акты с испражнением или изнасилованием его на распятии. Я думаю, это не слишком популярная тема для обсуждения.
Я заглядываю внутрь автомобиля:
Стэг – парень с голым торсом, всклокоченными волосами и татуировкой в виде собственного лица на собственном лице – наслаждается любимым делом: ведет машину пьяный. Дорога пуста, на соседнем сиденье – Джин, переключает одну радиостанцию за другой, весь вспотев от нервов, как будто задержаться на одной волне пару секунд опасно для жизни.
– Смотри, – Стэг изображает крутого мудака.
Он отпускает руль и начинает глотать пиво, а в это время машина уходит в сторону к обочине. Но прежде чем она попадает в кювет, он допивает пиво, сплющивает банку о свой лоб, хватает руль и выравнивает автомобиль.
– Прямо мистер Ти, верно? – улыбается он.
У Джина похмелье, и он опускается до уровня сарказма.
– Ага, точно!
– Я всегда успеваю. Никогда не промахивался.
– Впечатляет.
– Сколько пива еще осталось? – Стэг спрашивает у заднего сиденья.
– Одно, – слышится в ответ.
– Кто же все выпил?
Заднее сиденье бурчит:
– Извини.
– Кретин! Я заплатил за 12 банок, а не за 5.
– Извини, – повторяет заднее сиденье.
– Отдай последнюю. – И Стэг протягивает назад руку.
Заднее сиденье тычет пивом ему прямо в ухо, но в этот момент машина наезжает на что-то, и пиво улетает в окно.
– ПРОКЛЯТЬЕ! – орет Стэг.
– Прости, – заднее сиденье слишком пьяно, чтобы о чем-то волноваться.
Визг тормозов.
– Я все равно ее выпью. – Стэг выпрыгивает из машины, чтобы найти свою покалеченную банку. Но вместо пива он обнаруживает мертвого бегуна.
– Блин… Мать твою! – кричит он мертвому, но тот не слышит.
Джин откликается на «мать твою» и спрашивает, выйдя из машины:
– В чем дело?
