«большевизма с еврейством и во всяком случае еврейской психологии с интернациональной».
Серьезное исследование сформулированной Мельгуновым проблемы о «склонности к революционному максимализму еврейской интеллигенции и полуинтеллигенции» и о «непомерном участии» евреев в большевистской власти еще впереди. Мы же лишь напомним, что лица еврейской национальности составляли значительную часть, а то и большинство членов руководящих органов почти всех левых партий – большевиков, меньшевиков, эсеров, народных социалистов, анархистов и др. В этой связи любопытно постановление сионистского съезда в Петрограде в 1917 г., согласно которому кандидаты в члены Учредительного собрания от еврейства должны были проходить, где это возможно, исключительно по еврейскому списку, а там, где этого сделать было нельзя, сионисты обязаны были поддерживать русские социалистические партии не правее партии народных социалистов. Какая трогательная приверженность к социальной идее!
В. Жаботинский, один из лидеров мирового сионизма, в статье «Еврейская революция» (так он называл Февральскую революцию) объяснял наличие в России значительного числа «евреев-революционеров», или, как он выражался, «преизобилие евреев в рядах крамолы», особым «национальным настроением» боровшихся за «равноправие» еврейского народа, таким настроением, благодаря которому из этого народа «
После победы Великого Октября среди руководящих лиц новой власти оказалось весьма значительное число выходцев из еврейской среды. Существуют различные подсчеты. Согласно одному из них, например, среди 22 х членов Совета Народных Комиссаров РСФСР в середине 1918 г. 17 человек были евреями. По этому поводу уже цитировавшийся ранее Д.С. Пасманик замечал: «Но нельзя же отрицать, что значительное количество евреев участвовало во всех большевистских безобразиях и содействовало кристаллизации Советской власти. Очень правильно было отмечено: само появление большевизма было результатом особенностей русской истории, русского «национального» духа, но
Близкую к этому оценку событий дал не кто иной, как М.И. Калинин, заявивший в ноябре 1926 г.: «Почему сейчас русская интеллигенция, пожалуй, более антисемитична, чем была при царизме? Это вполне естественно. В первые дни революции в канал революции бросилась интеллигентская и полуинтеллигентская городская еврейская масса. Как нация угнетенная, никогда не бывшая в управлении, она, естественно, устремилась в революционное строительство, а с этим связано и управление... В тот момент, когда значительная часть русской интеллигенции отхлынула, испугалась революции, как раз в этот момент еврейская интеллигенция хлынула в канал революции, заполнила его большим процентом по сравнению со своей численностью и начала работать в революционных органах управления» (Первый Всесоюзный Съезд ОЗЕТ в Москве. Стенографический отчет. М., 1927, с. 65). Через десять лет В.М. Молотов отмечал, что «еврейский народ... дал много героев революционной борьбы против угнетателей трудящихся и в нашей стране выдвинул и выдвигает все новых и новых замечательных, талантливейших руководителей и организаторов во всех отраслях строительства и защиты дела социализма. Всем этим определяется наше отношение к антисемитизму и к антисемитским зверствам, где бы они ни происходили» (Правда, 1936, 30 ноября).
После подобных высказываний понятными становятся те особенно жестокие преследования, которым подвергались в Советской России проявления антисемитизма. Первый декрет на эту тему был издан уже 26 октября 1917 г. Вторым съездом Советов вместе с Декретами о мире и земле. Свое развитие он получил в изданном 27 июля 1918 г. постановлении СНК о борьбе с антисемитизмом. «Совет Народных Комиссаров объявляет антисемитское движение и погромы евреев, – говорилось в нем, – гибелью для дела рабочей и крестьянской революции и призывает трудовой народ социалистической России всеми средствами бороться с этим злом... Совнарком предписывает всем Совдепам принять решительные меры к пресечению в корне антисемитского движения. Погромщиков и ведущих погромную агитацию предписывается ставить вне закона» (Известия, 1918, 27 июля). По свидетельству А.В. Луначарского, последний абзац, придавший постановлению характер специального уголовного закона, приписал «красными чернилами своею собственной рукой» В.И. Ленин, когда ему для подписки декрет принес Я.М. Свердлов (Луначарский А.В. Об антисемитизме. М.—Л., 1929, с. 38).
Пройдет 12 с половиной лет, и в январе 1931 г. Сталин заявит в ответ на вопрос, поставленный Еврейским телеграфным агентством: «В СССР строжайше преследуется антисемитизм, как явление, глубоко враждебное советскому строю. Активные антисемиты караются по законам СССР смертной казнью» (Шварц С.М. Антисемитизм в Советском Союзе. Нью-Йорк, 1952, с. 100). А своих слов, как известно, Сталин на ветер обычно не бросал. (Своеобразный «кульбит» истории: многие нынешние «антисталинисты» горячо ратуют за принятие особого закона о борьбе с антисемитизмом, наподобие того, который действовал с 1918 года.)
В первые годы советской власти дело усугублялось еще и тем, что пресечение антисемитизма возлагалось на органы ВЧК, где засилие еврейского элемента особенно сильно бросалось в глаза. Свидетельств тому множество. В.Г. Короленко, которого никто не заподозрит в подыгрывании антисемитизму, переживая в Полтаве смутные годы, был прекрасно знаком с деятельностью большевиков и, в частности, чекистов. В своем дневнике он оставил в 1919 г. следующие записи: «Среди большевиков – много евреев и евреек. И черта их – крайняя бестактность и самоуверенность, которая кидается в глаза и раздражает». «Большевизм на Украине уже изжил себя... Мелькание еврейских физиономий среди большевистских деятелей (особенно в чрезвычайке) разжигает традиционные и очень живучие юдофобские инстинкты» (В.Г. Короленко в годы революции и гражданской войны. Вермонт (США), 1985, с. 162, 165).
С.П. Мельгунов издал в 1924 г. в Берлине воспоминания некоего В. Фишера «Записки из местечка», в которых содержится очень интересное свидетельство. Однажды Фишер разговорился с одним коммунистом, заявившим, что евреи в партии «играют главную роль» и «в общем портят дело», проявляя излишнюю жестокость. «То, что говорил коммунист о евреях, было показательно, – писал Фишер. – Я сам уже от многих слышал жалобы, что многие дела в Чеке не кончались бы так трагически, если бы не вмешательство чекистов-евреев: русский чекист, говорили, уже смягчился, но вмешивался еврей, – и дело кончалось скверно... И вот антисемитизм на моих глазах проникал в красную армию, были целые отряды, охваченные страстной ненавистью к евреям. Мнение, что большевизм – еврейское дело, сложилось в населении быстро и было вполне понятно: у нас, по крайней мере, большинство являвшихся большевицких деятелей были евреи» (На чужой стороне, Берлин, 1924, т. VII, с. 120).
Другой источник по интересующей нас теме Мельгунов издал в девятом томе сборника «На чужой стороне» (Берлин, 1925). Это были показания в октябре 1919 г. Особой комиссии по расследованию злодеяний большевиков, учрежденной Деникиным, бывшего следователя Киевской губчека М.И. Болеросова. Коснувшись вопроса о национальном составе чекистского органа, последний утверждал, что «по национальностям можно смело говорить о преимуществе над всеми другими евреев. Ввиду того, что число сотрудников «чека» колебалось от 150 до 300, то и точные цифры привести здесь нельзя. Я не ошибусь,
