почву предметам можно было определить, где что прежде находилось. Вот блиндаж с грудой разбросанных книг. А здесь была санчасть: склянки со всякими лекарствами, бинты, пакеты с ватой. Тут камбуз: куча соли слиплась в огромную глыбу, рядом рассыпанное пшено, смешанное с опавшими листьями и ветками. Тяжелое чувство испытывали мы от этого путешествия по леску!
К вечеру вернулись домой, измученные до последней степени. Во дворе сидел Бибик, поджидавший меня. Тот самый Бибик, которому удалось бежать из-под скал, выбравшись наверх по отвесному обрыву.
Он не раз приходил в наши развалины. Бедняга был всегда голоден, мы делились с ним последней крошкой.
— Я пришел вас просить, — сказал Бибик, — быть свидетельницей. Хочу получить паспорт. Только надо кому-то дать показания, будто я работал на водокачке вольнонаемным рабочим и никогда не носил краснофлотской формы. Я нашел еще одну женщину-свидетеля. Получу паспорт и скроюсь, перейду фронт или в партизаны подамся. А вы, если хотите, поезжайте на Украину, дам вам адрес моего отца, он примет вас хорошо, если жив.
Я поблагодарила Бибика, адреса не взяла, а свидетельствовать согласилась.
Услышав; что мы были на нижней водокачке у Щербины, Бибик сказал:
— Вот узнай людей! Щербина был моим другом, а теперь оказался изменником и грабителем. Несколько дней тому назад я тоже был у него: на водокачке оставались мои вещи. Застал Щербину и Тасю возле дома; они сказали, что вещи отобрали немцы и у них ничего нет. Тася как раз стирала белое пикейное покрывало с кровати Наташи Хонякиной, на которой застрелился какой-то командир, и никак не могла отстирать большое пятно крови. На Тасе была черная суконная юбка, перешитая из моих брюк, я узнал их по следу, оставленному когда-то утюгом. На столе во дворе стояла швейная машина Шуры Шевкет.
— Да, — сказала я, — когда мы пришли, Тася что-то строчила на ней.
В комнату они меня упорно не впускали, — продолжал Бибик, — но я все же умудрился туда заглянуть и увидел в углу стопку чемоданов. Я сразу узнал свой.
— Почему же вы ничего им не сказали?
— Знаете, — ответил Бибик, — мне было стыдно за этих подлецов.
Мы сидели и думали: такие люди не построят своего счастья на измене, грабеже, слезах и крови других. Они делают ставку на сегодняшний день, ловят рыбку в мутной воде, думают, что в этой же зоде и утопят следы своих преступлений. Нет, так не бывает, черные дела выплывут на поверхность, ничто не скроется. Но как обидно, что на нашей батарее были такие гнусные люди и мы не разглядели их нутра!
Паспорта добыты
Неожиданно я встретила девушек-прачек с нашей батареи. Мы обрадовались друг другу. Они слышали, будто я потеряла сознание в пещере при выходе из потерны, была затоптана и погибла. О прачках я слышала, что они утонули, когда край пристани обломился под тяжестью толпы. А сейчас все мы встретились — живые и невредимые.
Прачки просили меня быть свидетельницей на предмет получения паспортов. Я, конечно, согласилась, записала на бумажке сведения, которые должна была сообщить, заучивала их наизусть и боялась перепутать. Все сошло благополучно, но следователь был недоволен тем, что я выступаю свидетельницей, когда дело касается людей с 35-й батареи. Да еще я сама, оказывается, с этой самой, как сказал следователь, «распроклятой береговой батареи, известной всем своей скверной славой». Злобные слова гитлеровского прихвостня наполнили меня гордостью за мою батарею: видно, крепко она насолила врагу!
Вскоре прачек увезли на работу в Германию. С тех пор я ничего о них не знаю.
Через несколько дней после встречи с прачками я выступала как свидетельница Бибика. Когда он пришел вместе с какой-то женщиной — вторым свидетелем, мы предстали перед лицом следователя. Прочтя показания, следователь нахмурился.
— Что вы знаете о Бибике? — спросил он меня.
— Я его знаю давно, он работал на водокачке батареи вольнонаемным рабочим…
Удивительно, я никогда в жизни не умела лгать. Всегда при этом мои глаза смотрели в сторону, голос становился фальшивым. А теперь я чувствовала в голосе твердость, смотрела прямо. Вот, что значит убежденность. Лгать врагу — значит бороться за правду!
— Та-ак… — протянул следователь. — Вам известно, что за ложные показания вы отвечаете и как отвечаете.
— Известно, — спокойно ответила я.
Вторая свидетельница подтвердила сказанное мною..
Бибик получил паспорт.
Я вернулась к своему столу. Ко мне подошел следователь.
— Нам нежелательно, чтобы работающие у нас выступали в качестве свидетелей! Я молчала.
Возле здания, как всегда, толпа людей: все еще не окончилась регистрация населения. От толпы отделяется человек в потрепанной штатской одежде и помятой кепке, подходит ко мне и говорит едва слышно:
— Здравствуйте, товарищ Мельник!
— Наконец-то, — облегченно вздохнула я. — Где вы пропадали? Я так беспокоилась о вас!
— Отойдемте в сторону.
Мы отошли.
— Я выжидал, думал, что удастся уйти без вашей помощи. Дело в том, Женя, что со мной два товарища, идти открыто на регистрацию мы не можем. Нам нужно три чистых бланка паспортов. С печатями… Можете вы их достать?
Я подумала.
— Три чистых бланка достать не трудно, но печати?
— Обязательно печати!
— Вы представляете, как это трудно, — возразила я, — почти невозможно: печать всегда у следователя, он запирает ее в стол, если выходит. Попробуйте-ка возьмите!
— А вы попробуйте, — и легкая улыбка скользнула по лицу моего собеседника.
— Хорошо, — решилась я, — но не ручаюсь…
— Нет ничего невозможного на свете, коммунисты все могут, — сказал он. — Запомните это.
— Я беспартийная, — ответила я, но мне стало очень приятно от его слов.
Три чистых бланка незаметно взяла в тот же день. Чтобы не подвести женщину, которая со мной работала, и скрыть следы, занесла номера паспортов в книгу, написала вымышленные фамилии.
Чистые бланки паспортов лежали в ящике моего стола под бумагами. Теперь осталось самое трудное. Каждое движение следователя не ускользало от моего внимания. Даже не глядя на него, по звукам, я определяла, что следователь вынимает печать из футляра, ставит ее на паспорт, кладет обратно в футляр…
Так прошел день. На второй, встретив своего знакомого, я сказала:
— Бланки есть, но печати еще не поставлены.
На третий день, пройдя мимо, бросила ему: «Пока ничего». На четвертый я нервничала: неужели не смогу?
Вдруг приоткрылась дверь, на пороге остановился полицейский.
— Господин следователь, начальник полиции просит вас немедленно зайти к нему в кабинет.
В это время наш следователь разговаривал со своим коллегой. Разговор оборвался на полуслове.
— Сейчас я приду, подождите минуточку, — сказал следователь и поспешно вышел.
Печать осталась лежать на столе, я впилась в нее глазами. Прошло пять минут. Второму следователю, как видно, наскучило ожидание: он подошел к открытой двери в соседнюю комнату,
